Но Зизи не везло. Едва он сказал неправду о том, что «вернулся» из погреба, как дворецкий резко схватил его за руку и встряхнул:
– Ну что же, если это так, тебя ждет хорошенькая взбучка от господина барона!.. Хозяин в ярости!..
– Почему же? – спросил Зизи.
– Ты разбил семь бутылок.
Зизи не ответил…
В этот момент его живой ум старался отгадать, правду ли говорит дворецкий, обвиняя его таким образом.
Зизи твердо знал, что он не разбил ни одной бутылки в погребе по той причине, что он там не был. Зизи пытался понять, не насмехается ли над ним Дезире? Не стремится ли дворецкий свалить на его голову оплошность, которую только он один мог допустить.
Зизи не колебался.
– Бутылки, – сказал он. – Да, бутылки большой ценности не представляют! А вот вино, содержащееся в них, стоит дорого. Но я же не разбивал вино, значит…
Зизи еще не успел закончить фразу, как Дезире наградил его тумаком и двумя подзатыльниками, что указывало на то, что дворецкий не обладал чувством юмора.
– Вот так случай, – продолжал рассуждать Зизи. – До сих пор существовала связь между бутылкой и мной! И я знаю, какая! Нужно, чтобы оно было слегка замороженным… так как это не шампанское, а другое вино. Предъявите счет! Не разбивайте больше!
И довольный тем, что за ним осталось последнее слово, оставив обезумевшего от ярости дворецкого, Зизи вышел из людской, чтобы побродить где-нибудь, побыть в более спокойной обстановке…
Было около восьми часов вечера. Гости, приглашенные на ужин, должны были вот-вот начать съезжаться. Как много времени впустую потратил дворецкий Дезире на этого бесшабашного мальчишку!
В этот же самый момент в своей комнате Валентина заканчивала вечерний туалет. Накануне молодая женщина вернулась с Монмартра очень взволнованной. Она много думала о своем романтическом приключении, но не могла разобраться ни в его значимости, ни в возможных последствиях.
Кто же любил ее? Любил ли в действительности? Не попала ли она в западню, расставленную проходимцем?
Эти вопросы задавала себе Валентина, но ей не удалось найти на них ответа.
Как трудно было перестать сомневаться!
Ей показалось, что ее великолепный кулон был похищен именно в доме на улице Жирардон… Тогда похитителя было бы нетрудно найти! И все-таки она сомневалась!
К тому же Валентине показалось, что когда она покидала Монмартр, кто-то шел за ней следом. Может быть, это был воришка?..
Она была так далека от мысли, что это шел ее собственный грум!
Когда она была уже одета и оставалось только выбрать драгоценности, Валентина вновь взяла себя в руки.
– Хватит, – сказала она решительно. – Я должна перестать думать о том, что произошло со мной вчера. В этот вечер я надену другие драгоценности, и никто не заметит исчезновения моих бриллиантов…
Она уже была готова к выходу и приказала своей горничной принести цветы для ее корсажа.
– Мадам, не хотите ли вы взять эти прекрасные розы? – спросила любопытная горничная.
– Нет, – сухо ответила Валентина.
Когда горничная вышла, баронесса долго смотрела на стоящий на круглом столике в углу комнаты букет необычных, неповторимых, чудесных, устрашающих черных роз.
Час назад рассыльный принес эти розы на улицу Спонтини на имя баронессы. Визитная карточка отсутствовала, и рассыльный не назвал имени приславшего их мужчины.
Нервным движением руки Валентина схватила цветы, смяла их и бросила в мусорную корзину.
– Если эти цветы принес мне Юбер, – прошептала молодая женщина, – он мне ответит сию же минуту. Мне не нравятся такие шутки дурного тона… И эти розы внушают мне страх.
Она задумалась немного, затем произнесла с сомнением в голосе:
– Но разве Юбер мог прислать мне черные розы?
Как раз в этот момент вошла горничная и сообщила молодой женщине:
– Господин Асторг уже прибыл, и господин барон предупредил, что он сейчас спускается в салон.
Глава 8ЗАГАДОЧНЫЙ ОСОБНЯК
Фандор и Жюв шагали взад и вперед по улице Лафайет, с воодушевлением обсуждая свои дела.
Они позавтракали вместе и собирались уже расстаться. Разумеется, в момент расставания они снова вспоминали о тысяче вещей, которые хотели бы сказать друг другу.
К тому же они оба были грустными и казались очень озабоченными.
– Жюв, – сказал Фандор, пожимая плечами с подавленным видом. – Ваша железная логика нас никогда не подводила. Признайтесь, что мы находимся просто в ужасном положении. Начиная с трагических событий в Булони, мы все время впутываемся во всевозможные авантюры… идем наугад… проводим расследование вкривь и вкось.
Фандор остановился, он слегка постукивал ногой. Жюв, опустив голову, прислушивался, не отвечая.
– Поскольку, – продолжал Фандор, – мы не имеем никаких известий от тех, кого следовало бы снова найти. Фантомас исчез… Его сын Владимир, по всей вероятности, он действительно является его сыном, исчез также таинственным образом… в толпе людей, прибывших на праздник, и до сих пор мы не можем напасть на их след… Никто не видел с тех пор Фирмену… Ваши самые искусные сыщики никогда не обнаруживали на месте того, кого искали.
На какую-то секунду Фандор замолчал, болезненная судорога исказила его лицо, затем он снова начал говорить глухим голосом:
– Что касается Элен, дочери Фантомаса, моей бедной Элен… Мы даже не знаем, жива ли она!
С трудом сдерживаемые рыдания слышались в голосе молодого человека. Добрейший Жюв, с досады покусывая губы, старался его утешить.
– Фандор, – заявил он, – не стоит поддаваться унынию!.. К тому же ты преувеличиваешь. Мы знаем с тобой, что Элен жива, поскольку в Булони через Малыша, которого ты остановил, она передала тебе послание… следовательно…
Но Жюв вынужден был прервать свою речь. Фандор ухватил его за лацканы сюртука.
– Жюв, – простонал журналист, – ее послание только оживило мое горе! Да! Несомненно! Элен жива! Но где она? Мы не можем даже выдвинуть малейшую гипотезу!.. Этот Малыш, о котором вы мне говорите, является, как и Бузотер, частью ярморочных деревянных коней. Но они также нигде не найдены. Вы же проводили розыск этой карусели по всей Франции, даже в целом мире. Все напрасно! Нигде, нигде ее нет!
Голос Фандора, казалось, потонул еще раз в сдерживаемом рыдании.
– Жюв, – заключил молодой человек, – сталкивались ли вы с ситуацией более трагичной, чем моя? Любить так, как я люблю, и при этом опасаться потерять свою возлюбленную.
Слушая друга, Жюв сделал над собой усилие, стараясь не показывать своего подавленного настроения.
