Ознакомительная версия. Доступно 20 страниц из 99
Короче, разумный человек станет держаться подальше от «Чертова столба» — никогда не знаешь, в какой именно момент тот сработает. Но среди бродяг редко встречаются разумные. Рисковых полно, а вот разумных…
«Чертов столб» порождает довольно дорогие цацки — погремушки и перышки, так что бродяг… да и егерей… так и тянет к нему, будто магнитом.
Как правило, «Чертовы столбы» встречаются не слишком часто, причем не оптом, как здесь, а поштучно. Я даже не предполагал, что в одном месте может собраться столько их одновременно!
Ряды «Чертовых столбов» буквально заполонили эту часть вершины гольца, причем по обе стороны от открытого нами «Адского стекла». С той стороны, в «застеколье», вообще аномалий было, как ягеля на торфянике. Между миниатюрными торнадо «Чертовых столбов» мы разглядели множество ледяных скульптур — покрытых инеем, заледеневших папоротников. Значит, им не посчастливилось угодить в метеоаномалию «Морозка».
Рядом с одной из ледяных скульптур весьма отчетливо шевельнулись камни, будто задетые невидимкой, — явный признак «Егозы». Природу этого феномена пока не выяснили, но именно он производит паутинку-невидимку — очень красивую штучку, напоминающую переливающийся всеми цветами радуги носовой платок. Эта цацка невероятно дорого ценится. Егеря, да и бродяги, между собой зовут ее соплями невидимки. Но «Егоза» оставляет за собой не только сопли…
— Бедуин, глянь! — взревел Потап. — Я, наверное, сплю. Ущипни меня.
— Лучше дам пинка, — заспорил я, но тут же замолчал, вытаращив глаза, потому что увидел то же, что и Леха.
Рядом с одной из паутинок-невидимок лежал… философский камень! За все время пребывания в АТРИ я видел его всего один раз — в лаборатории у химиков, которые носились с ним как с писаной торбой.
Как явствует из названия, философский камень способен обращать металлы в золото, но не все, а только железо или сталь. Эта цацка похожа на каплю ртути размером с куриное яйцо. Так же, как ртуть, она выделяет на воздухе ядовитые пары, поэтому хранить ее надо в специальном контейнере. Чтобы превратить сталь в золото, достаточно просто положить философский камень на арматурный прут или другое железосодержащее изделие и подождать некоторое время. После окончания реакции философский камень испаряется, но одного такого «ртутного яичка» хватает, чтобы получить примерно килограмм чистого золота. А золото — это не цацка. С ним пропустят и через КПП-3, и вообще куда угодно.
Если про паутинку-невидимку егеря говорят, что это «невидимка высморкался», то про философский камень выражаются грубее и точнее: «невидимка насрал».
Потап как завороженный уставился в «застеколье»:
— Ну, и хабара же там. И «сопли», и «говно»… Охренеть можно! Если все это продать… Это ж какие деньжищи! А, Бедуин?
— М-да… Только как его взять-то, хабар? Через «Адское стекло» не пройдешь, — возразил я. — Так что, как говаривала одна моя знакомая, сотрудница музея: «Смотреть смотри, а руками ни-ни».
Потап хмыкнул:
— Я не люблю, когда без рук. Никакого интереса. Ладно, чего понапрасну слюни ронять. Пошли дальше, может, удастся пробраться мимо «Чертовых столбов». Вдруг «Стеклышко» скоро закончится и мы возьмем-таки хабар. Или хотя бы найдем спуск с гольца. Вернемся наконец в АТРИ, а то достало уже по параллельным мирам мотаться.
Но «Адское стекло» не закончилось. Зато я почувствовал нарастающую тошноту.
— Ну-ка погоди, Потап. По ходу тут где-то рядом «Тещины блины».
— Тебя мутит?
— Причем сильно.
— Странно, а меня почему-то нет, — удивился Потап.
Мы попятились, внимательно разглядывая близлежащие камни, папоротники и «Чертовы столбы».
— Вижу один «Блин», — объявил Потап. — Вон он, притаился возле «Столба».
На вид «Тещины блины» похожи на плоские керамические диски размером с колесо от легковушки, которые лежат себе спокойно на земле и вроде бы никого не трогают. Тихие такие, мирные блинчики… Но стоит приблизиться к ним, возникают до ужаса неприятные ощущения: тошнота, рези в животе, как при сильнейшем отравлении. Дальше — больше. Человека или зверя скручивает такая судорога рвоты, что выворачивает наизнанку, причем в самом прямом смысле — бедолага буквально выплевывает собственные внутренности, которые превращаются в кровавое месиво. К счастью, такой смерти легко избежать: ощущения нарастают постепенно, так что главное — вовремя отступить.
— Да тут они повсюду разбросаны, — недовольно скривился я. — Нет, Потап, дальше нам не пройти.
— Здесь не пройти, а там не спуститься. Ну что за хрень! — посетовал Потап. — Близок локоток, а не укусишь. Вот она, атрийская тайга, буквально под ногами, а просто так и не спустишься. Короче, тупик. Прямо хоть в ущелье возвращайся.
— Придется. Выхода-то другого нет. Так что, как говаривала одна моя знакомая стюардесса: «Курс прежний, ход задний».
Прежде чем попасть в ущелье, следовало немного спуститься вниз по пологому склону и миновать странный перемешанный лес с чернозубыми кабанами.
Нетипичная для АТРИ жара закончилась сразу, едва мы покинули бедную на растительность плоскую вершину Золотого гольца и вступили в лес. Подул прохладный ветерок, небо стало быстро затягиваться тучами. После адского пекла такая погода показалась необычайно приятной. Хотя поменявший направление ветер сыграл с нами злую шутку — запах шалфея успел выветриться, и чернозубые кабаны учуяли нас первыми…
Ушастик едва успел коротко мявкнуть, как в тридцати метрах от нас из кустов выломилась клыкастая туша кабанихи.
Самка была, конечно, поменьше своего «муженька», но маленькой я бы ее тоже не назвал. А злобностью и агрессивностью она явно превосходила всех виденных мною до сих пор хищников. Не знаю уж, что так ее разозлило: плоховато выполнил свой супружеский долг секач или это не ей, а сопернице досталась вся его ласка. Как бы там ни было, свои претензии кабаниха твердо решила предъявить именно нам…
Триста килограммов живого веса с торчащими изо рта двумя парами острейших клыков стремительно понеслись на нас.
Ушастик взвизгнул и ринулся обратно на вершину гольца. Потап при желании мог последовать его примеру. Я — нет, сломанная нога не оставляла мне ни малейшего шанса.
Мы с Потапом остались стоять где стояли, а кабаниха набирала скорость, надвигаясь на нас с неотвратимостью фортуны.
«В „Грозе“ остался всего один патрон!» — мелькнула отчаянная мысль.
— Кто будет стрелять — ты или я? — торопливо спросил Потап.
— Ты. А я останусь за приманку…
Он взял у меня «Грозу», взглядом продолжая фиксировать приближающегося зверя. Ему предстояла поистине ювелирная работа…
Охотники знают: кабаны весьма «крепки» на рану. Даже смертельно раненный зверь, прежде чем издохнуть, способен натворить немало дел, например расправиться с подстрелившим его охотником. К тому же секачи имеют своеобразный подкожный панцирь из хрящеватого вязкого сала, так называемый калган, который защищает шею и грудную клетку зверя аж до лопаток. Правда, это относится к «земным» кабанам, причем исключительно к самцам и только на период гона. Самки же такого калгана не имеют. Земные не имеют. Впрочем, пуля из «Грозы» гарантированно пробьет и калган, и черепную кость. У земного зверя пробьет. Но зверюга, которая сейчас приближалась к нам, свирепостью и остротой клыков совершенно не походила на «земную».
Ознакомительная версия. Доступно 20 страниц из 99
