— Я удвоил число охранников, — продолжалРайен. — И количество сиделок тоже. И предупредил их, что они не имеютправа покидать свой пост, не получив на это разрешения от кого-нибудь из членовсемьи. Разумеется, ты не можешь сидеть дома целыми днями. Уходя, ты должен бытьуверен, что Роуан в полной безопасности.
— Да, конечно, — пробормотал Майкл. — Спасиботебе. А сейчас мне надо к Роуан.
На Роуан надели новую ночную рубашку — белую, шелковую, сдлинными рукавами и узкими манжетами. В остальном она ничуть не изменилась:прежнее рассеянное, безмятежное выражение застыло на лице, руки по-прежнемусложены на белоснежном вышитом пододеяльнике, отделанном голубой лентой.Комната сияла чистотой, сладкий аромат церковных свечей носился в воздухе, а настолике, за которым обычно располагались сиделки, стояла большая ваза с желтымицветами.
— Красивые цветы, — пробормотал Майкл.
— Да, их принесла Беа, — сообщил Пирс. —Такая уж у нее привычка: что бы ни случилось, непременно приносить цветы. Я,впрочем, думаю, что Роуан совершенно не заметила отсутствия сиделок.
— Конечно не заметила, — согласился Майкл.
Райен продолжал свои пространные объяснения, беспрестанноизвиняясь и заверяя Майкла, что ничего подобного впредь не произойдет.Откуда-то появился бессловесный Гамильтон Мэйфейр, молча приветствовал вошедшихкивком головы и столь же беззвучно удалился.
В комнату вошла Беатрис. Ее сопровождало легкоепозвякивание. Возможно, это звенели ее многочисленные браслеты. Еще не успев ееувидеть, Майкл уловил исходивший от нее жасминовый запах духов и ощутил еепоцелуй на своей щеке. Аромат жасмина напомнил ему о лете. Оно наступит совсемскоро. В комнате, освещенной одной лишь лампой и свечами, как всегда, царилполумрак. Беатрис обняла его и прижала к себе.
— Дорогой, ты промок до нитки, — проворковала она.
— Да, — кивнул Майкл, — очень сильный дождь.
— Тебе незачем так изводиться, — тоном ласковогоупрека продолжала Беа. — К счастью, все обошлось. Юрий и Мона подоспеливовремя. И нам удалось уладить все проблемы еще до твоего прихода.
— Это очень любезно с вашей стороны, — пробормоталМайкл.
— Ты едва держишься на ногах, — заметилаМона. — Тебе необходимо отдохнуть.
— Пойдем, тебе нужно немедленно переодеться, —распорядилась Беатрис— Иначе обязательно простудишься. Где твоя одежда? Вспальне?
Майкл вновь послушно кивнул.
— Я тебе помогу, — предложила Мона.
— Эрон, — пробормотал Майкл. — Я не вижуЭрона. Где он? С ним все в порядке?
— О, он жив, здоров и бодр, — сообщила Беатрис,повернувшись к Майклу и одарив его ослепительной улыбкой. — Не волнуйся онем. Сейчас он в столовой, пьет чай. Как только Мона и Юрий его разбудили, онсразу понял, что к чему, и принялся улаживать ситуацию. Так что с ним все впорядке. Абсолютно все. Сейчас я спущусь вниз, принесу тебе попить чего-нибудьгоряченького. А ты иди переоденься. И пусть Мона тебе поможет.
Прежде чем уйти, Беатрис окинула Майкла долгим внимательнымвзглядом. Опустив глаза, он заметил, что его брюки и свитер покрыты темнымипятнами и разводами. Правда, вещи так намокли, что трудно было понять, что это— кровь, грязь или вода? Но когда одежда высохнет, все, конечно, станет ясно.
Мона открыла дверь спальни. Он вошел вслед за ней. Посредикомнаты стояла свадебная кровать под пышным белым балдахином. Повсюду цветы.Желтые розы. Шторы на окнах были раздвинуты, и сквозь качавшиеся за стекламиветви дубов в комнату проникал свет уличных фонарей. Кажется, что спальняустроена прямо на дереве, подумал Майкл.
Мона принялась стягивать с него промокший свитер.
— Знаешь что, — сказала она, — эти вещи такиестарые, что, думаю, они уже отслужили свой срок. Пожалуй, самое разумное —сжечь их. Этот камин можно затопить?
Он кивнул и спросил шепотом:
— Что вы сделали с телами тех двоих?
— Тише, тише. — Мона торопливо приложила палец кгубам, и в глазах ее мелькнул отблеск пережитого потрясения. — Мы с Юриемобо всем позаботились. Ни о чем больше не спрашивай.
Она расстегнула молнию у него на брюках.
— Ты знаешь, я его убил, — сообщил Майкл.
— Правильно сделал, — хладнокровно откликнуласьМона. — Жаль, что я этого не видела. Мне бы так хотелось на негопосмотреть. Хотя бы один разок!
— Нечего на него смотреть, — буркнул Майкл. —Ипрошутебя, больше никогда о нем не вспоминай. Никогда не спрашивай, как я отнего избавился, и….
Мона, судя по всему, не слушала его. На лице ее застыловыражение спокойной решимости, выражение, не имевшее никакого отношения к егословам, его тревогам и заботам. Как и всегда, неповторимая смесь невинности имудрости, светившаяся в ее взгляде, привела Майкла в растерянность. Казалось,Моне дела нет до собственной красоты и юной свежести. Она поглощена совсемдругими мыслями — серьезными, опасными и мрачными.
— Ты чувствуешь себя разочарованной? — шепотомспросил Майкл.
Мона вновь не ответила. Никогда прежде она не выгляделатакой взрослой. Перед ним стояла женщина — взрослая, умудренная опытом изнающая о многом. И эта женщина представлялась ему непостижимой загадкой,которая навсегда останется за пределами его понимания.
Майкл сунул руку в карман и вытащил забрызганный грязьюизумруд. Потрясенный вздох Моны донесся до него прежде, чем он взглянул в еелицо, вспыхнувшее от изумления.
— Возьми его, — едва слышно произнес Майкл. —Теперь он твой. Бери. Владей им. И никогда не пытайся оглянуться назад. Никогдане пытайся понять, что произошло.
Мона по-прежнему глядела на Майкла в сосредоточенноммолчании, впитывая его слова, но ни малейшим намеком не выдавая, что творится унее на душе. Возможно, в ярко-зеленых глазах её сквозило уважение, возможно,взгляд их был просто непроницаемым и отрешенным.
Вдруг она накрыла изумруд ладонью, словно хотела спрятатьего от посторонних глаз, от всего света. Затем сгребла в охапку мокрые грязныевещи Майкла.
— Иди прими горячую ванну, — невозмутимым тономпроизнесла она. — И потом как следует отдохни. А я пока избавлюсь от этоготряпья. От твоих штанов, свитера и ботинок.
