внезапно прогуляться по суше. Подобное острову, отрастившему множество щупалец и глаз на стебельках, и выползшему из глубин, обсушить вечно погруженную в морские воды тушу.
Цель их похода. Титана служившего телом богу Ваэлю, и сейчас служащего инструментом психопатке-убийце.
«Зря ты не убрался обратно в космос, товарищ Ньярлатхотеп,” весело подумал Кьелл. «Среди нас девочек-волшебниц нет, так что не надейся особо на свои тентакли.»
Его мандраж и меланхолия ушли, растворившись в адреналине, стоило очертаниям титана возникнуть на горизонте. Предстояло вновь сделать, что должно, и будь, что будет. Рядом с ним стояли его боевые товарищи: все до единого ученики Аруихи, и сам принц — серьезные, собранные, и самую малость придавленные осознанием, насколько же чудовищен и колоссален их противник.
Гламфеллен с удовольствием оглядел своих былых подопечных. Их невероятно быстрый прогресс уже позволил некоторым гвардейцам взять новую планку развития, ту, за которой индивидуальные особенности стиля требовали подогнанного под владельца оружия. Манааки щеголял более легкой и короткой саблей, с клинком, близким к классическому «ивовому листу», удобным как для рубящих ударов, так и для уколов. Равири отказался от щитка гарды в пользу крестовины, и нарастил рукоять до длины в две трети клинка, придавая своей сабле сходство с дадао. Хахона ограничился минимальными изменениями — клинок его новой сабли был чуть короче, и облегчен долом. Тианги переплюнул всех — его сабля, самая массивная из оружия воителей Хуана, могла похвастаться более тяжелой елманью[1], еще сильнее затрудняющей колющие удары, но порядком усиливающей рубящие, крупным кольцом навершия, и прикрепленной к нему длинной цепочкой, оканчивающейся кисточкой-темляком.
«Надеюсь, это анимешное весло и правда удобнее для нашего ретивого вояки,” с толикой иронии подумал эльф. «Иначе придется ему зубами титана грызть, благо тот мясной.»
Прочие ученики принца все еще пользовались выданными им в самом начале ученичества клинками, сработанными еще в Некетаке по массовому заказу Аруихи. Но и эти клинки в умелых руках были способны на многое, и, как знал Кьелл, руки молодых гвардейцев уже были достаточно умелыми. Сегодня, он уже не рискнул бы лихо принимать удары их сабель на грудь без малейшей подготовки.
— Младшие, помните последний раз, когда мы вот так же стояли перед лицом врага, кажущегося грозным и опасным? — обратился к юным практикам боевых искусств Кьелл, обратился без малейшей помпы и давления, словно начиная дружескую беседу.
— Тогда, я считал нужным говорить вам ободряющие слова, напоминать вам о вашей силе, и нашей взаимной поддержке, — продолжил он, глядя во внимательные глаза слушающих его юношей.
— Сейчас, — он засмеялся, негромко и спокойно, словно услышал хорошую шутку, — сейчас нашему врагу, кем бы он ни был, нужно ободрение. Сейчас, любые наши враги должны бояться нас. А если не боятся — мы их научим, — он говорил серьезно, но не оставляя своего простого и обыденного тона.
— Сколь громаден бы не был враг, мы нанесем точный удар в самое его сердце, и вся нелепая груда неуклюжего мяса, что окружает его, не станет нам помехой. Наш путь, путь воина, ведет только вперед, и эта огромная мясная кукла, — он кивнул на высящегося на горизонте титана, — управляемая спрятавшейся внутри сумасшедшей, всего лишь препятствие на нем. Да, высокое, — он улыбнулся, и увидел ответные улыбки на лицах юных гвардейцев, — но преодолимое. Помните, я говорил вам, что мой ученик выковал из вашего таланта клинок умения? Так вот, этот клинок с тех пор был неоднократно закален, и отточен до бритвенной остроты. Его прикосновение способно разрезать гору, — он с намеком глянул на титана, и продолжил:
— Нам больше не нужны боевые кличи — мы дадим врагу знать о своем прибытии ударом клинка, прервущим его жизнь, и неотразимым натиском нашего мистического искусства. Нас больше не нужно вдохновлять — нас ведет стальная уверенность в собственном мастерстве, превосходящем все, что может бросить на нас противник. Даже та поддержка, которую продолжают оказывать нам все наши близкие, не является ощутимой частью нашей силы. Мы сами — сила. Мы — воители, каждый из которых способен в одиночку биться с армиями, и повергать кажущихся несокрушимыми гигантов. И глядя на существо, считающееся непобедимым, и прячущееся в его недрах ничтожество, что теперь считает себя непобедимым, я скажу им лишь одно, — он повернулся к титану, и произнес, тихо, но веско:
— Берегись. Мы идем, — он повернулся к глядящим на него с новой уверенностью юношам, и сказал им:
— Подготовьтесь к предстоящему бою в медитации. Ваш разум должен быть остер и чист, как сталь ваших клинков, — и, подавая пример, опустился на доски палубы, прикрывая глаза.
«Я — лист, влекомый ветром. Я — кристально чистая вода спокойного озера,” начал он привычные мантры. «Я — белизна снежной равнины, и нерушимость горной гряды. Нет радости в жизни, и горя в смерти, нет поражения, и нет победы, есть лишь Путь. Любое мое действие — шаг на моем Пути. Любой мой враг — шаг на моем Пути. Любая моя рана — шаг на моем Пути. Я есмь мой Путь. Путь Воина.»
Кьелл повторил эти мантры несколько раз, концентрируясь на них, позволяя им отступить в глубины своего сознания, наполняя его силой и чистотой, фокусируя его на единственно важной сейчас цели. Жизни для друзей, и смерти для врага. Он встал и глубоко вдохнул, напитывая легкие воздухом, а меридианы — энергией мира, и прыгнул вперед, по ходу несущегося на полной скорости корабля, опускаясь на воду прямо перед его носом. Легко оттолкнувшись от поверхности воды, он бросил себя вперед, оставляя корабль позади. Он знал, что ему нет нужды сдерживать свои шаги, что его подопечные следуют за ним, не отставая. Четыре десятка разумных, обгоняющие спешащий по волнам вояджер, быстро приближались к колоссальной громаде титана, что размером превышала иные горы, собираясь сойтись с ней в бою, и сразить ее.
***
Титан все же заметил их, когда они сократили расстояние между ними до какой-то мили, и обратил к ним взгляды многочисленных глаз. Гигантские буркалы на мясистых стебельках неотрывно пялились на фигурки разумных, приближающихся к колоссу на невозможной для бегущих разумных скорости, и глядящий сквозь глаза титана разум все же счел этих разумных угрозой. Многочисленные щупальца — толстые, словно многовековые деревья, и более тонкие, размером напоминающие корабельные мачты, — возделись вверх, чтобы сокрушить наглых букашек, но медленно, слишком медленно.
Кьелл подпрыгнул и крутанул сальто, чувствуя спиной ветер, поднятый проносящейся мимо
