Она недолго пробыла на ферме, — сказал Страйк. — Красивая девушка. Смуглая, фигуристая — она была там с отцом и братом-близнецом.
— О, да… близнецы. Да, я их помню, — сказала Эбигейл. — Я никогда раньше не встречала близнецов. Я не знала, что у вас может быть мальчик и девочка… Никакого, блин, образования, — добавила она с горечью. — Как я тебе уже говорила.
— Когда мы брали интервью у Шери Гиттинс, она немного запуталась относительно местонахождения твоего отца.
— Нашел Шери, да? Черт возьми.
— Да, она была замужем и жила в Вест Кантри. В общем, она придавала большое значение вопросу о том, был ли твой отец на ферме в момент исчезновения Дайю.
— Ну, я не знаю, почему она была в замешательстве. Он точно был там, когда полиция пришла и сказала, что Дайю утонула. Я помню, как Мазу закричала, упала, и он ее поднял.
— Когда именно тебя отправили в Бирмингем? — спросил Страйк.
— Точно? Не знаю. После дознания по Дайю.
— Стоял ли вопрос о твоей поездке в Бирмингем до исчезновения Дайю?
— Вероятно, они обсуждали это, когда меня не было рядом, — сказала Эбигейл, слегка пожав плечами. — Мазу давно хотела от меня избавиться, и смерть Дайю дала ей повод это сделать. Мне лично все равно. Я полагала, что будет проще сбежать из одного из других мест, не думала, что из любого из них будет так трудно попасть в дом или выбраться из него, как на ферме Чепмена, и я оказалась права.
— Да, один из моих оперативников без особых проблем попал в Бирмингем по устаревшему полицейскому удостоверению.
— Нашли что-нибудь интересное?
— Много детей, — сказал Страйк.
— Думаю, сейчас их много, — сказала Эбигейл. — Нет контроля рождаемости.
— Как долго ты находилась на ферме с момента исчезновения Дайю до отъезда в Бирмингем?
— Не знаю. Неделю или две. Что-то в этом роде.
— А когда тебя перевели в Бирмингем, кто-нибудь с фермы Чепмен поехал с тобой?
— Да, парень по имени Джо. Он был старше меня и был одним из любимчиков моего отца и Мазу. Однако он собирался туда не потому, что его наказывали, а потому, что он должен был стать вторым человеком в бирмингемском центре.
— И в тот день перевели только тебя и Джо, не так ли?
— Да, насколько я помню.
Страйк перевернул страницу в своем блокноте.
— Ты помнишь семью Алекса Грейвса? Отец, мать и сестра?
— Да, я же говорила тебе, — сказала Эбигейл, нахмурившись.
— Отец Грейвса считает, что твой отец приказал Шери Гиттинс убить Дайю.
Эбигейл несколько секунд молча жевала резинку, затем сказала:
— Ну, такие глупости люди говорят, да? Когда они злятся. Почему мой отец должен был убить ее?
— Чтобы получить четверть миллиона фунтов, которые Грейвс оставил Дайю в своем завещании.
— Ты гонишь. У нее была четверть миллиона?
— Если бы она выжила, то унаследовала бы и дом семьи Грейвс, который, вероятно, стоит в десять раз больше.
— Господи!
— Ты не знала, что у нее столько денег?
— Нет! Грейвс выглядел как бродяга, я никогда не знала, что у него есть собственные деньги!
— Как ты думаешь, четверть миллиона — достаточный мотив для твоего отца, чтобы желать смерти Дайю?
Эбигейл энергично пожевала жвачку, все еще хмурясь, а потом сказала:
— Ну… ему бы понравились деньги. Разве нет? Но, конечно, он, блядь, не сказал Шери, чтобы она это сделала. Он не хотел расстраивать Мазу.
— Твой отец передал тебе послание, когда я его встретил.
— Ты с ним встречался?
— Да. Он пригласил меня за кулисы после своего выступления в Олимпии.
— И он передал мне сообщение? — недоверчиво спросила она.
— Да. “Попсикл скучает по тебе”.
Эбигейл скривила губы.
— Ублюдок.
— Он или я?
— Он, конечно. Все еще пытается…
— Что…?
— Дергать за ниточки. Двадцать лет, блядь, ни слова, и он знает, что я растаю, если он скажет “Попсикл”.
Но он мог сказать, что ее взволновала мысль о том, что отец послал ей сообщение, хотя трудно было определить, что в ней преобладает — гнев или боль.
— Я понимаю, почему тебе не нравится мысль, что твой отец топит людей, — сказал он. — Даже Дайю.
— Что ты имеешь в виду, говоря “даже Дайю”? Да, она была избалована, но она все еще была чертовым ребенком, не так ли? И что значит “людей”? Он не утопил мою маму, я уже говорила тебе об этом в прошлый раз!
— Ты не первый человек, которому трудно поверить, что его собственная плоть и кровь могут совершать ужасные поступки.
— У меня нет никаких проблем с верой в то, что мой отец делает ужасные вещи, спасибо ему большое! — сердито сказала Эбигейл. — Я была там, я видела, что там творится, я знаю, что они делают с людьми в этой чертовой церкви! Они и со мной так поступали, — сказала она, ударяя себя в грудь. — Так что не говори мне, что я не знаю, что такое мой отец, потому что я, блядь, знаю, но он не стал бы убивать членов своей…
— Ты была семьей, и, как ты только что сказала, он делал ужасные вещи и с тобой тоже.
— Он не делал… или нет… он позволял плохому происходить со мной, да, но это все Мазу, и в основном, когда его не было. Если это все о Бирмингеме…
Она попыталась встать.
— Еще пара моментов, если ты не возражаешь, — сказал Страйк, — и первый из них очень важен. Я хочу спросить тебя о Бекке Пирбрайт.
Глава 128
Повторяя опасность, мы привыкаем к ней. Вода показывает пример правильного поведения в таких обстоятельствах… Она не уклоняется ни от опасного места, ни от погружения, и ничто не может заставить ее потерять свою сущность. Она остается верной себе в любых условиях…
И-Цзин или Книга Перемен
Робин простояла в ожидании на Вардур-стрит уже почти час. За десять минут до этого Мидж написала сообщение, что ждет Бекку из аптеки. Уордур-стрит по-прежнему была полна людей, входящих и выходящих из китайских ресторанов и супермаркетов. Красные и золотые фонари плавно покачивались на ветру, пока
