Из бумаг Ревела, оставшихся в Ивовом ЛесуЯ навещала Олуха каждую ночь, хотя из-за этого днем не могла сосредоточиться. Меня журили за то, что я не выучила калсидийские глаголы или что вышила маргаритки зелеными нитками, и теперь придется все переделывать, но мне было все равно. Каждый вечер я ложилась в кровать и спала, пока музыка Олуха ласково не будила меня. Тогда я спешила по коридорам в ночной рубашке и проводила лучшие часы в своей жизни.
Мне хотелось подарить ему что-то. Хоть что-нибудь. Яркие платки, которые я купила для Ревела, так и лежали в моем шкафу. Мне понадобилось немало времени, чтобы решиться отдать их Олуху. Но даже платков было мало, чтобы выразить всю мою признательность этому доброму старику. У меня были чернила и кисточки, чтобы вести дневник снов. Я очень-очень осторожно вырезала из него страницу и нарисовала Дымка, играющего с катушкой ниток. Глаза сделала зелеными, зрачки – черными, мех – серым, а крохотные коготки – белыми.
Олух очень обрадовался моим подаркам. Он обещал хранить их в секрете.
Вернувшись к себе, я забралась в постель, усталая и счастливая.
Меня разбудила Спарк. Она села в изножье и требовательно шепнула:
– Би! Би, проснись!
– Что? А, это ты! Где ты была? Я так скучала!
– Тсс. – Она мотнула головой в сторону двери, за которой спала Кэшн. – Я тут, в Оленьем замке. У меня много дел. Как только мы прибыли, леди Неттл поручила мне особую работу, и лорд Риддл поддержал ее решение. Я присматриваю за тобой. Слежу, чтобы никто не причинил тебе вреда.
– Это из-за того, как я сбежала на Капризуле тогда?
Я ужасно расстроилась. Надо же было сотворить такую глупость! Теперь родная сестра не доверяет мне. И правильно делает.
Спарк покачала головой:
– Это было решено в тот же день, как мы вернулись. Много лет назад твоей сестре пришлось привыкать к жизни в Оленьем замке, когда она была еще почти девочкой. Она опасалась, что кто-нибудь попытается воспользоваться твоей неопытностью. Риддл согласился. Поэтому я приглядываю за тобой и каждые несколько дней докладываю им.
– Но почему я тебя не видела?
Я осматривала стены в поисках потайного отверстия для подглядывания. Наверняка где-то оно есть…
Спарк улыбнулась:
– Потому что, когда меня не замечают, мне лучше удается приглядывать за тобой. Меня учили ходить по Оленьему замку так, чтобы никто меня не видел. Может быть, когда-нибудь я тебе покажу.
– А почему ты пришла теперь?
– Чтобы сказать тебе, что Олух не умеет хранить секреты. Он похвастается носовыми платками. Два из них он взял с собой в постель. И рано или поздно он непременно покажет кому-нибудь портрет Дымка. Он в таком восторге от подарка, что просто не сможет удержаться. Твоя рука узнается в рисунке безошибочно. Никто не рисует так, как это делаешь ты, не говоря уже о том, чтобы изображать красками такие мелкие детали.
– И тогда Неттл запретит мне дружить с Олухом?
Спарк пожала плечами. В ее обрезанных в знак траура волосах застряла паутинка. Я протянула руку и убрала ее.
– Это решать ей. Но они узнают. Потому что завтра я должна доложить им обо всем.
– А ты расскажешь им, что предупредила меня?
Она протяжно вздохнула:
– А ты расскажешь?
– Нет. Ни за что на свете.
И она выскользнула за дверь. Я проводила ее взглядом и улыбнулась.
В ту ночь я больше не спала. Утром я попросила Кэшн подать мне завтрак в комнату, чтобы отложить всю возню с одеванием и причесыванием. Кэшн испугалась, что я заболела, и согласилась. Поев, я позволила ей одеть меня и причесать мои короткие волосы, закрепив их заколками, насколько это было возможно. Когда все было готово, я отправилась на ежеутренние посиделки у королевы Эллианы. Ее живот уже так вырос, что выдавался вперед, как нос корабля; все разговоры были исключительно о ребенке, и все вещи шились для него. Потом я отправилась на уроки иностранных языков и истории.
