— Стейн? — прошептал Роули.
«Он лжет, — прозвучал у них в головах голос Стейна. — Это он убил оленя, я видел это. И за это он убил меня. А потом закопал камень в землю, чтобы подумали, что я сам погиб по неосторожности».
Лоун завопил, с визгом и воплями забился в руках побелевших, как мел, стражников. Привидение Стейна медленно расплылось, словно завывания Лоуна разорвали его на части и прогнали прочь. Голос Лоуна оборвался, он еще с секунду, выкатив глаза, пялился на то место, где только что стояла тень Стейна, а потом повалился наземь в беспамятстве.
* * *
Лудильщик с трехдневной щетиной носил что попало, какие-то рваные ошметки пополам с грязью. Мальчишка рядом с ним выглядел не лучше, только небритость ему заменяла немытость. Оба были увешаны кастрюльками и сковородками, звеневшими и гремевшими на каждом шагу. Конечно, острый глаз заметил бы, что под тряпками скрыты мускулистые, крепкие тела, а старший из лудильщиков уж больно доволен всем окружающим.
Мальчишка, наоборот, понуро глазел по сторонам.
— Нам обязательно так лучезарно улыбаться, папа?
— А что толку ходить с кислой рожей?
— Если бы кто-то из наших знакомых увидел тебя, они бы точно решили, что ты радуешься, что улизнул от мамочки.
— Никогда! Хотя… да, должен признаться, когда я выхожу из себя, лучше бы ей не бывать поблизости, — усмехнулся Род. — И мне всегда нравилось убраться ненадолго от Их Величеств и королевского двора. Понимаешь, это такое потрясающее чувство… чувство… свободы.
— Свободы… — Магнус брякнул сковородками и мрачно покосился на невероятно грязную домотканую рубаху. — Вот это — свобода?
— Сынок, я хотел сказать, что свобода и достаток — разные вещи. И в большинстве случаев они даже близко не сходятся, — путники вышли на главную площадь деревни, Род со звоном стряхнул с плеч свой груз и бодро затянул:
«Эй, местные красотки!
Где ваши сковородки?
Погнулись, износились,
Местами прохудились?
Это горе не беда!
К нам несите их сюда!
Спаяем и залудим —
Как новенькие будем!»
Магнус поморщился.
— Ты можешь и лучше, папа.
— А чего ты еще хотел от импровизации? И потом, с каких это пор ты стал критиком?
— А что ты сказал мне, когда в последний раз проверял домашнее задание? — мгновенно парировал Магнус.
— Помню-помню, каждый образованный человек должен быть критиком, — со вздохом ответил Род, — и если ты не хочешь учиться, то не имеешь права и критиковать. Удар ниже пояса, сын мой, удар ниже пояса.
— Я думал, мы говорим об учебе, а не о боксе.
— Остынь, остынь — вон идет заказчик.
— Привет, лудильщик! Долгонько же вас ждать! — широкая, толстая хозяйка с милым круглым лицом взмахнула маленьким котелком с длинной зазубренной трещиной. — А то уж месяца с четыре в глиняном горшке готовить приходится!
— Э-э, знал бы, заглянул бы пораньше, — Род мгновенно перешел на простецкий говор. — За пенни, миссус.
— Нет у меня столько, — хозяйка помрачнела и потянулась за котелком.
— Так это, мы с сынишкой жрать хотим, — быстро добавил Род. — Может, найдется миска жаркого, и чтоб мясом припахивало?
Женщина просияла.
— Ну, немного вяленого мяса у меня еще найдется.
Крестьянка недоуменно покосилась на мальчишку, издавшего непонятный звук, пожала плечами и снова заговорила с отцом:
— Только вот без котла-то мне не приготовить.
— Так щас залатаем, мигом, — Род уселся, скрестив ноги, как заправский портной, вытащил нож, достал деревяшку и принялся щепать лучину, — Эй, парень, будь умницей, ну-ка быстренько, собери хвороста.
— Хотя бы притворяйся, ладно? — прошипел на ухо Магнус, прежде чем броситься в поисках дров.
Пока Род раскладывал костер, подошло еще несколько женщин. Но дырявый котелок принесла только одна, остальных привело любопытство.
— Что нового, лудильщик?
Роду всегда хотелось быть журналистом.
— Да ничего особенного, так, понемногу. Вот, аббат объявил, что Церковь Греймари теперь отделилась от Церкви в Риме.
— А как это он? — недоуменно наморщила лоб одна из хозяек.
— Да как, разинул рот и сказал, — Род отщипнул еще кусок лучины.
— Так что, у нас больше не будет причастия?
— Говорят, что сам аббат причащается каждый день.
— А тогда какая разница? — нахмурилась первая хозяйка.
— А никакой, должно быть, — пожал плечами Род. Про себя же он был не на шутку испуган тем, что новость приняли так равнодушно. — Что я понимаю в церкви? Пускай попы и объясняют.
Он кивнул Магнусу, вернувшемуся с охапкой сухих веток.
— Пока хватит, малый.
Магнус бросил хворост наземь и уселся рядом, покосившись на первую заказчицу, которая в это время со всех ног неслась к единственному зданию в деревне с деревянной крышей и маленьким шпилем.
— Да, если б найти знающего человека, у кого брат или сын в монахах, я бы точно узнал, правда это или нет, — как бы между прочим добавил Род.
Он высек искру и принялся раздувать лучину, прислушиваясь, не проболтается ли кто-нибудь из местных сплетниц. На приманку никто не клюнул, и Род внутренне вздохнул.
— А так, новостей почти нет. Вот разве что на севере случилась буря, у берегов Романовых, и один рыбак клянется, что видел русалку, распевавшую среди молний.
Хозяйки заохали и заахали, а Род принялся подкладывать в тлеющие щепки хворост. Пламя занялось.
— А сколько выпил тот рыбак? — поинтересовался Магнус. Женщины удивленно уставились на него.
Род махнул рукой, пытаясь треснуть Магнуса по затылку, но тот лениво увернулся.
— Вот я тебе! Ты как со старшими разговариваешь!
— Полегче, полегче, — вступилась за Магнуса сердобольная хозяйка. — Мой муж тоже порой как выпьет, так ему потом всякие чудеса мерещатся.
Остальные женщины захихикали, а Род подумал, как этот муженек ужо отблагодарит свою женушку за длинный язык.
— Так-то оно так, добрая женщина, только знай: тех, кто любит приложиться к бутылке, берегут феи.
— Вот пусть бы они их всех и позабирали! — фыркнула женщина. Остальные смешанным гулом выразили свое одобрение.
Род провел рукой над огнем и удовлетворенно кивнул:
— Сойдет.
Он втолкнул проволочку припоя в трещину и положил котелок на огонь.
— Делаю я, ладно? — шепнул Магнус.
