Сколько Климов ни вертел ручки настройки, ничего, кроме все того же монотонного шипения, так и не услышал. По всей видимости, приемник все же накрылся от старости. Разочарованный Ян заглушил двигатель, снял на всякий случай аккумулятор – хотя возвращать его на место под капотом «Форда» было сейчас ни к чему – и, заперев гараж, вернулся в дом.
«Почему я не спросил Невинского о песчаном карьере?» – вдруг подумалось ему.
После рассказа Сомова о двух обнявшихся скелетах проклятый карьер никак, ну ни в какую не шел у него из головы. Зудел, постоянно напоминая о себе, как подзабытая головная боль. Вероятно, был смысл туда съездить, но, с другой стороны, а что искать?..
* * *
Ян лег спать непривычно рано, не было даже десяти. Около двух ночи он вдруг проснулся, встал, отодвинул штору и долго смотрел в окно. Было тихо, только тикали старые часы на кухне. Снег падал отвесно, крупными вязкими хлопьями, укутывая собой сад. Успокоенный этим зрелищем, Климов вернулся в постель и сразу заснул, теперь уже до утра.
Поднялся он в семь, не сразу сообразив, отчего вокруг стоит такое поразительное безмолвие. Лишь глянув в окно, на треть укрытое белым, Ян понял: город замело. Под низким серым небом лежал снег, и не было вокруг ничего, кроме этого снега, – ни звуков, ни движения… Входную дверь он открыть толком не смог – сдвинул, чтобы протиснуться, и то пришлось как следует приналечь всем телом.
Ян постоял немного возле веранды, прикидывая, сколько ж придется махать лопатой, чтобы расчистить хотя бы тропинку до калитки, вздохнул, улыбнулся и пошел обратно в дом. Он знал это небо и знал, что после обеда снег повалит снова.
После крепкого чая с бутербродами Климов оснастил новенькую «болгарку» диском, вытащил из коробки с домашними вещами удлинитель и пошел наверх.
Света в комнате-хранилище оказалось вполне достаточно. Ян воткнул вилку удлинителя в розетку на стене возле двери, подключил «болгарку», сдвинул на пробу выключатель: от визга у него чуть не зазвенело в ушах, но он успокоил себя тем, что это с непривычки. Да и слишком уж тихо вокруг… Пилить он, понятно, начал с верхнего ящика, немного удивившись тому, с какой легкостью диск взял петлю маленькой щеколды, на которой висел замок. Замок этот скоро упал на пол, а Ян выдохнул, отложил подальше опасный инструмент и приподнял крышку.
Действовал он очень медленно, не зная, чего ожидать, – однако, увидев хорошо знакомый темно-зеленый материал офицерской плащ-палатки, вдруг успокоился и откинул крышку уже без всякого страха. Пыли там почти не было, ну разве что совсем чуть-чуть, так что Ян снял аккуратно сложенную плащ-палатку, глянул, что там под ней, и разочарованно присвистнул. Внутри не было ничего, кроме слегка поношенных хромовых сапог, серого одеяла и полевой сумки – английской, желтой кожи, из тех, что поставлялись по ленд-лизу. Ругнувшись, Климов переставил ящик к трюмо, снова взялся за «болгарку» и принялся пилить следующий замок. Теперь уже он снес оба оставшихся замка не останавливаясь. Рука привыкла к инструменту, да и работать им оказалось на удивление удобно.
Средний и нижний ящики оказались куда интереснее верхнего, да что там интереснее – их содержимое во многом поставило Климова в тупик! Помимо заковыристых колб из толстого стекла, тщательно проложенных поролоном и фланелью, ящики содержали несколько приборов. Два из них выглядели довольно кустарно, так что Ян предположил, что Ленц изготовил их у себя на заводе. Корпуса из жести, мастерски пропаянные по шву, на одном – вольтметр, на другом, кроме двух десятков круглых разъемов для контактных штекеров еще и ряды разноцветных лампочек.
А вот три других… Едва взяв один из них в руки, Климов понял, что эта штуковина с темным экранчиком и выпуклыми кнопочками изготовлена не у нас. Никогда ему не приходилось прикасаться к такому странному, словно прорезиненному, и теплому на ощупь пластику. Но главное, здесь было несколько надписей над блоком с кнопками.
Чем-то они напоминали древнюю клинопись шумеров и все же отличались куда большей сложностью, даже изяществом, местами формируя нечто вроде иероглифов с закругленными выпуклыми хвостиками.
Остальные два аппарата, каждый размером с бобинный магнитофон из времен юности Климова, выглядели погрубее, но не менее интересно. Корпуса из жесткой коричневой пластмассы напомнили то ли полевой телефон ТА-57, то ли тридцатые-сороковые годы вообще, только в то время, само собой, никто и мечтать не мог о дисплеях (похоже, дисплеи здесь не самые продвинутые) и сенсорных панелях, разграфленных в многоцветные квадратики с цифрами и совершенно непонятными Яну символами. «Ионизация 1», «Коллоид», «Упр. синт» – надписи над квадратиками панелей нанесены были тончайшим слоем краски, что тоже никак не соотносилось с дизайном. Перевернув оба аппарата, Климов захмыкал: ну еще бы! «Инженерный дом Тахмазова, Новосибирск»… и меленько так, штампиком, «1933» на одном и «1929» на другом, потяжелее и с вдвое большим количеством каких-то отверстий по бокам, – похоже, тоже для штекеров и колодок.
Кроме приборов и химической посуды Климов обнаружил большой портфель из толстенной, жесткой кожи, закрываемый старомодно на длинный кожаный язык. Портфель лежал на самом дне нижнего ящика, так что Ян заметил его не сразу. Вытащив его наконец, Ян откинул тяжеловатый клапан, заглянул внутрь. Там находились какие-то бумаги, сложенные в несколько раз, и еще две жестяные штуковины, их конструкция сразу вызвала в памяти авиатора линейку-ветрочет с вращающимся кругом, только намного сложнее, с окнами и тремя дисками. Цифирь оказалась привычной, местами арабской, а где и римской. На первый взгляд обе линейки ничем не отличались друг от друга, разве что потертостью, но, крутнув диски, Ян вдруг увидел, как в окнах появились метки, нанесенные явно от руки чем-то вроде химического карандаша или фломастера.
Расположение меток сильно отличалось.
– Ого, – пробормотал Климов, – да тут все не просто… И наверняка не зря он их держал. Вот только какой курс ему приходилось высчитывать?..
Вернув пока обе линейки в портфель, Ян осторожно достал бумаги. Он подумал, что это какие-то карты, уж очень знакомо выглядела тканевая основа, но, развернув на полу, вытаращился, не понимая решительно ничего.
Плотная гладкая бумага была испещрена линиями, символами, кое-где цифрами и короткими аббревиатурами непонятного назначения. Буквы везде латинские. Это напоминало какую-то сложную электрическую схему, но в то же время, как здраво рассудил Ян, откуда он мог знать символы и обозначения, принятые в другом мире?
Схему рисовали вручную, причем очень профессионально – никаких подчисток, линии ровные, скругления по лекалу, вот только буквы и цифры наносились, как показалось ему, не только разными чернилами, но и разными людьми.
Ян аккуратно вернул все свои находки в ящики, потом смотал «болгарку» и пошел вниз. Ему хотелось есть, да и к тому же, говоря честно, он испытывал изрядное разочарование. В общем-то, найденные приборы в очередной раз доказывали, что старый Ленц имел прямое отношение к некоему миру, находящемуся в другом измерении, но все же Климов надеялся найти что-то такое… вот прямо эдакое, как ребенок, нетерпеливо ждущий подарков на день рождения.
