Вдруг слышит стук в окно. Отворила она ставни.
— Узнала ли нас, милая? — услышала она говор знакомый. Видит, а это духи, в лесу ею виденные. Обрадовалась Каталина встрече внезапной да неожиданной, повеселела, приосанилась.
— Как же мне не узнать вас, добрые духи, — молвила в ответ Каталина, — весьма рада я нашей новой встрече.
— Что же, будем мы приходить к тебе, веселить тебя рассказами веселыми да стихами потешными. Но приходить мы будем в образе зверей диковинных — Крокодила да Медведя.
С тех пор с нетерпением ждала Каталина каждую встречу. Не так грустно и одиноко было ей в компании своих новых знакомых. Стала она расспрашивать да выведывать, кто они и почему приходят в образе зверей диковинных.
— Всему свое время, Каталина, — отвечали они, — хотя вот тебе история занимательная, есть в ней намеки редкие, попробуй угадай, кто скрывается под личиной звериной.
Гадала, гадала Каталина, но не смогла разгадать. Только с каждой встречей все больше по нраву были ей Крокодил с Медведем.
Как-то вечером сидела Каталина перед окном да Крокодила с Медведем поджидала. Вдруг раздался дверной колокольчик. Открыла девушка дверь, а там Адриан ее с друзьями пришел.
— Милости прошу, рада видеть вас! — проговорила Каталина, дорогих гостей впуская. Да и как не радоваться — в кои-то веки Адриан в гости к ней пожаловал. Собралась она на кухню пройти, гостей попотчевать, но услышала за спиной своей шипение злобное и недоброе.
Оглянулась Каталина и обомлела: там, где только что Адриан стоял с дружками своими, теперь копошилась гидра многорукая. Идет эта гидра, на нее наступает. Глаза той гидры бездонно-черные, а из пасти ее вырываются пламя зловонное да слова ядовитые. И помянула та гидра Каталине каждый выпад ее острого когтя, каждый рык ее хлесткий. Отступала Кошка Дикая, но успела прикрыть она сердце свое и душу.
Осталась одна Каталина. Уехала она из дома родительского, дабы быстрее прошлое из памяти выпустить. Нелегко ей порою было, но не кручинилась девушка, так как были у нее два незримых ангела-хранителя — Крокодил и Медведь. «Как хорошо, что они тогда показались мне. Без них было бы намного труднее», — помышляла Каталина.
Все больше Каталина узнавала товарищей своих новых. Но по сердцу ей больше Медведь пришелся за нежность свою и смелость. Пошли разговоры у них полюбовные да ласковые.
— Покажись быстрее, милый друг, — говаривала девушка, — не испугаюсь я твоего обличья. Обещаю же и я сдерживать кипучий облик свой.
— Подожди немного, Каталина, — отвечал ей Медведь. — Всему свое время. Встретимся и мы с тобой в обличье человеческом.
Много ли, мало ли времени прошло, но встретились Каталина и Медведь. И увидела девушка, что Медведь ее статен и собою пригож. Зарумянилась девушка, раскраснелась. Подошел к ней Медведь, взял за белые руки, поцеловал крепко, но нежно в уста ее сахарные.
— Вот и встретились мы с тобой, душа моя ненаглядная!
И раскинулось перед ними поле чистое, поле ромашковое.
— Черт возьми, кто научил ее этому ветхозаветному стилю? — вопрошала Зухус по мере того, как сказка о нелегкой жизни Кэт приходила нам по электронной почте. — Что за инверсия, что за слова, в каком веке она обитает?!
Я мучительно думала о том, почему имя Адриан ассоциируется у меня с именем Улиян. Где я могла его слышать в здравом уме и твердой памяти? В плавном течении сказа, в его туманностях и идиотизмах было что-то раздражающе знакомое…
Все разъяснилось, когда я попала к Кэт в гости. На книжной полке, между «Заводным апельсином» Энтони Берджесса и одним из «Дозоров» Сергея Лукьяненко стояла «Романтическая новелла XIX века» — сентиментальные повестушки русских писателей. Я, можно сказать, выросла на этой книге, но никогда не думала, что кому-то придет в голову копировать стиль ее давно забытых, невыразимо милых авторов. Начинающий писатель двадцать первого века обратился к писателям века девятнадцатого…
— Лучше бы она с нас пример брала, — сказала Зухус, выслушав мое объяснение.
Я не могла не согласиться с этим суровым приговором.
Привет, Катюш!
Сказочка классная, длинная, как я и хотел. Правда, боюсь подсесть, ведь теперь на сон грядущий всегда будет хотеться классных, длинных писем. Ты как, согласна? Хочется написать ответное, тоже длинное, но пока мало сил — идет адаптация. Ники придумались сами собой, и Урсус и Зухус, сами уже не помним как. Сначала придумался Урсус. В гороскопы я верю, немного. А ты? А почему Ти не понравилось, что Андрейка Телец? Действительно, какие-то несовмесТИмости случаются? Кать, мне очень хочется с тобой по душам поговорить, может, постепенно и получится. В конце сентября, говоришь, отпуск? Вот бы куда вместе махнуть, да? Я бы с тобой махнул куда-нибудь далеко-далеко, к океану или в горы.
Кать, ты единственное пойми, меня напрягает сильно, что я не свободен ни во времени, ни во многих других вещах, ну да ладно, если так надо, то все получится обязательно. Особенно если мы сами захотим. Олег на пару недель к морю уезжал, вот-вот вернется. Я тут с друзьями договорился, как только он появится, вы с Ти сразу же с ним и встретитесь, поболтаете, посидите, все такое. Пусть Ти не комплексует — Олег парень положительный. Кать, у меня такое общение виртуальное — в первый раз, даже странно как-то, но вот сижу, пишу как дурак, Зухус спит, а я пишу тебе письмо. Вот, написал уже. Все, тоже спать пошел, приезжай быстрее.
Урсус
Мы сидели в буфете Дома актера на банкете по случаю юбилея Владимирова. Труппа и руководство Театра Ленсовета присутствовали почти в полном составе. Напротив нас с Зухус сидел Михаил Боярский с супругой и худрук Пази. Слева, в максимальной близости к президиуму, пристроился актер Александр Блок, а справа — родной и знакомый Владимир Матвеев. Мы слушали спичи, пили и ели, как вдруг Зухус толкнула меня локтем и многозначительно кивнула. Я оглянулась и увидела актера Олега Андреева, который сидел сзади, в окружении шумных рыжеволосых девиц, и не сводил с меня пылающего взора. Впрочем, Олег весь пылал: он пил водку стаканами, залпом, а от неумеренного потребления спиртного Олежа всегда краснел, как рак.
— Что это с ним? — удивилась я.
Зухус тоже была не в курсе.
Внезапно Олег встал и направился в нашу сторону. Я подумала, что, возможно, он хочет произнести речь, как только что сделали господа Боярский и Мигицко, а может, даже спеть песню или прочитать стихотворение, но планы у него были совсем другие. Олег подошел к нам с Зухус и навис над нами, покачиваясь и распространяя крепкий запах мужской туалетной воды и водки.
— Девочки, можно я вас поцелую? — громко спросил подвыпивший актер.
Президиум как по команде воззрился в нашу сторону. От изумления мы ничего не ответили. Олежа истолковал молчание как согласие, наклонился и смачно поцеловал нас с Зухус в щечку. Исполнив таким образом свое желание, он прошествовал на свое место.
