Утром ее разбудило солнце. Дамаскин так развернул комнату, чтобы солнце будило Атиллию по утрам. Ее окружала незнакомая круглая, точно циркулем выведенная опочивальня. Атиллия вспомнила найденный накануне циркуль и подумала: «Если воткнуть циркуль в центр спальни, то есть в центр дворца и постели, где я лежу…» Тут она вскрикнула, почти ощутив циркуль Дамаскина прямо у себя между ногами.
«Ну и наглец этот Дамаскин!» – невольно подумала она.
Немного придя в себя и даже приободрившись, Атиллия продолжила изучение комнаты. Она встала, подошла к залитому солнцем окну и остановилась не дыша. В саду, прямо под окном, стояла каменная темнокожая женская фигура с зелеными глазами. Стеклянные глаза мраморной девушки были устремлены прямо на Атиллию, а указательный палец левой руки звал ее к себе. Правой руки у статуи не было.
«Так это статуя, которую раскопал Дамаскин, – поняла Атиллия и заключила, что фигура возвращена в поместье тайком от ее отца, и что это – весточка от Дамаскина. – Если принять спальню за круг, обведенный циркулем, надо идти по прямой на восток, куда зовет статуя. Если проехать необходимое расстояние, я, возможно, пойму, что мне хочет сказать Дамаскин. Но какое это расстояние?»
Атиллия хотела выйти в сад, но ее опять задержал замок. Ей снова пришлось тридцать раз повернуть ключ, чтобы открыть дверь. Тогда она поняла. Это число было следующей фразой безмолвного послания Дамаскина.
Она вышла в галерею и подошла к карте, установила циркуль Дамаскина на Тисе, рядом с Адой, там, где стоял дворец, и описала окружность радиусом в тридцать миль, используя масштаб, указанный на карте внизу. Затем провела прямую из центра точно на восток. Радиус пересек окружность в том месте, где был обозначен Темешвар. Атиллия подскочила от восторга и крикнула Ягоде:
– Запрягай, Ягода! Едем! В Темешвар!
Там им указали дорогу до только что завершенной церкви Введения, которую стоило посмотреть. Атиллию бросило в дрожь.
«Это не случайно, – подумала она, – не та ли это церковь, что строилась для меня? Неужели я ее нашла здесь, так далеко от дома?»
Подъехав к церкви, она ее сразу узнала, вспомнив чертеж, который в свое время принес ее отцу архитектор Йован по прозванию Лествичник. Церковь была точно таких же очертаний, как самшитовая у нее в саду, только здесь она была завершена, отделана камнем и мрамором, со всеми семью окнами. Без сомнения, это была та самая церковь зодчего Йована, посвященная Введению Пресвятой Богородицы во Храм.
Атиллия вошла в нее.
– Входите, входите, барышня Атиллия, мы вас уже давно ждем, – обратился к ней священник, указывая ей место на скамье вблизи алтаря. Над сиденьем Атиллия увидела красиво исполненный герб Николичей фон Рудна, свой герб.
Священник вручил ей документ с печатью и крошечную коробочку, обшитую мехом. В грамоту, удостоверявшую имя владельца церкви Введения, было вписано имя Атиллии. В коробочке же оказались обручальные кольца.
– Это подарок зодчего Йована вам и вашему жениху, – пояснил священник. С внутренней стороны на каждом из колец была вырезана буква «А».
– Какого Йована? – спросила Атиллия. – Ведь их двое!
– Но ведь и колец тоже два, – отвечал священник с улыбкой.
(Если вы не читали главу «Столовая», обратитесь к ней. Если читали, то для вас роман на этом заканчивается.)
Стеклянная улитка
Предрождественская история
Версия 2009 года
СТАКЛЕНИ ПУЖ
Претпразничка повест
Перевела с сербского Наталья Вагапова
Читатель сам может выбрать, с которой из двух вводных глав ему начать чтение книги, а которой из двух заключительных глав завершить. От того, какую тропинку он выберет, зависит, какая у него получится история и к какому конечному пункту он придет. Вообще, если захотите, можете прочитать роман разными способами сколь угодно много раз. Остальное – дело писателя.
Первый перекресток
Читатель сам может выбрать начало этой истории. Он может начать с главы «Мадемуазель Хатшепсут» или с главы «Господин Давид Сенмут, архитектор».
Мадемуазель Хатшепсут
Мадемуазель Хатшепсут, продавщица в магазине дамского белья, проснулась опять очень поздно и с ощущением крайнего одиночества. Ей приснился кувшин с двумя носиками. Во сне вино завязалось узлом и двумя отдельными струйками вылилось одновременно в два бокала.
Она сразу поняла, что нужно делать, – то, что она обычно делала, когда ей было одиноко. Прежде всего, взглянула на реки. В тот день облакам никак не удавалось навести мосты над водой. Они ползли, извиваясь, против течения вдоль правого берега Дуная и загораживали дорогу ветрам у самого устья Савы.
Под вечер мадемуазель Хатшепсут отправилась на работу. Она работала во вторую смену и возвращалась домой поздно ночью. В тот день она заметила на углу у газетного киоска изысканно одетого господина в зимнем пальто цвета черного лака. Девушка подошла к нему очень близко, правой рукой протянула продавцу деньги за газету, а левой извлекла из правого кармана господина первую попавшуюся вещь. Продавец тут же подал ей газеты, и она беспрепятственно покинула место преступления. Господин сел в машину цвета своего пальто и укатил.
То, что еще оставалось проделать мадемуазель Хатшепсут, было совсем несложно. На площади Теразие она достала из сумочки маленькое зеркальце и углубилась в созерцание. Своим отражением она осталась довольна:
«Как жаль, что ее отражение не может остаться в зеркале. А как знать, вдруг останется? На всякий случай поставлю хоть свою подпись», – подумала она. И поцеловала зеркальце, оставив на нем чуть-чуть губной помады. Ступив на эскалатор в подземном переходе под площадью, она незаметно сунула зеркальце в сумку проходившей мимо женщины.
Итак, дело было сделано. Мадемуазель Хатшепсут облегченно вздохнула. В магазин женского белья, где она работала, она вошла обновленной, словно после нескольких часов сауны и массажа или после занятий на тренажерах в спортивном зале. Ощущение одиночества исчезло, как обычно, когда она поступала подобным образом. Так было всегда. Стоило только одну вещь у кого-то стянуть, а другую кому-то подарить, причем обязательно разным людям. Не мучая себя выбором, что и у кого воровать, что кому дарить. Иногда обстоятельства вынуждали ее действовать в обратном порядке: сначала дарить, а потом воровать. Но на этот раз все прошло удачно.
