Так или иначе, у могилы присутствовали только они двое, если не считать могильщиков, и лишь викарий чистосердечно молился за усопшего.
После окончания службы они поблагодарили святого отца, но не стали обсуждать случившееся, хотя понимали, что отец Дорины знает правду о смерти Джарвиса и о том, . что тот поклонялся силам зла.
Граф уже отметил, что церковь нуждается в ремонте, и решил, что, пока живет в Ярде, будет посещать воскресные службы. Именно этого, конечно, ожидает от него Дорина.
По дороге домой он не мог отделаться от мысли, будто его отношение ко всему, что требовало от него положение хозяина поместья, странным образом изменилось. Конечно, покидая Париж, он собирался многое здесь изменить, и даже, о чем, к сожалению, сказал Ричардсону, привнести в жизнь тихой деревушки новые веяния и сменить слуг. Он совершенно не подозревал, что и здесь должен быть тем, кем был на войне, — командиром, предводителем и, возможно, героем для своих людей.
Теперь же Джарвис, как ни противно было думать об этом, неким извращенным образом показал графу, что его поведение должно служить примером для окружающих.
Оскар так глубоко задумался, что не заметил, что Гарри, прекрасно понимая состояние друга, не произнес ни слова за всю поездку и заговорил, лишь когда лошади остановились у крыльца.
— Давай переоденемся, Оскар, — предложил он, — прокатимся верхом, только не слишком быстро, чтобы ты не переутомился. Думаю, это пойдет тебе на пользу.
— Именно так я и собирался поступить, — кивнул граф, — и, по правде говоря, прекрасно себя чувствую, должно быть, благодаря тому странному отвару китайского растения, который дала мне Дорина.
— Я как раз хотел спросить об этом. Тебе действительно легче?
— Поверь, я чувствую себя лучше, чем когда-либо в жизни! Более того, ум мой прояснился, и я уже придумал себе множество дел!
Гарри в притворном ужасе воздел руки к небу.
— Да ты меня пугаешь! Знаю я, каков ты бываешь, когда пускаешься в какое-нибудь новое предприятие, — сам с головой окунаешься в работу и другим не даешь покоя.
Граф засмеялся, и молодые люди поднялись по ступенькам. Оскар взял себе на заметку поблагодарить Дорину и попросить у нее еще драгоценного снадобья.
Друзья быстро переоделись и, спустившись вниз, обнаружили, что лошади уже оседланы. Они отправились в парк и вернулись ко второму завтраку. Во время прогулки граф невольно залюбовался прекрасным пейзажем. Дом выглядел великолепно на фоне темного леса, сады переливались радугой красок, а вода в озере сверкала, словно бриллиант. Неудивительно, что все члены семьи Ярдов были так привязаны к этому месту.
Друзья направились в библиотеку, где их уже ожидали поднос с напитками и утренние газеты. Граф только сейчас осознал, что из-за всех этих событий совершенно отстал от жизни и понятия не имеет, что творится сейчас в обществе и политике. Он как раз разворачивал «Морнинг пост», когда открылась дверь и дворецкий объявил:
— Леди Морин Уилсон. Сэр Роджер Чатем. Граф в недоумении наблюдал, как леди Морин, по-прежнему прекрасная, но чересчур пышно разодетая и сильно накрашенная, входит в библиотеку. На ней было платье из изумрудно-зеленого шелка и драгоценности в тон. С высокой тульи шляпки свисали, развеваясь, страусовые перья.
С тихим радостным вскриком леди Морин пробежала через комнату и протянула графу руки:
— Как вы могли так долго пренебрегать мною, Оскар, дорогой? Я не могу жить без вас и ради встречи с вами приехала в эту глушь!
Граф, который до сих пор сидел неподвижно, наконец взял ее руку и небрежно поднес к губам.
— Какой сюрприз, Морин! Я не ожидал вас увидеть и уж тем более этого джентльмена.
— Роджер был так добр, что привез меня в своем фаэтоне, — пояснила леди Морин, — и говорит, что побил ваш рекорд езды благодаря своей великолепной упряжке.
Сэр Роджер немедленно выступил вперед и протянул руку:
— Рад снова встретиться, Ярдкомб.
Но граф, намеренно не обратив внимания на протянутую руку, объявил:
— Прошлый раз, приехав сюда по приглашению моего кузена Джарвиса, вы вели себя оскорбительно по отношению к моим слугам, сэр Роджер, и потому я просил бы вас немедленно оставить мой дом.
Сэр Роджер недоуменно уставился на него, а леди Морин потрясенно ахнула:
— Что вы говорите? В чем дело, Оскар?
— Думаю, Чатему прекрасно известно, что его поведение под крышей этого дома непростительно и совершенно недопустимо для джентльмена.
Голос графа звучал, как удары хлыста, и сэр Роджер, побагровев, промямлил:
— Не понимаю, о чем вы толкуете, Ярдкомб. По-моему, вы просто не в себе!
Однако, глаза его забегали, и граф понял, что не ошибся, заподозрив именно Роджера в нападении на Мэри Белл. Тогда одна лишь Дорина нашла в себе смелость встать на защиту девушки. Никогда он не забудет презрительного выражения в ее глазах и не хотел бы снова его увидеть. И теперь он понимал, что будет ужасной ошибкой принять сэра Роджера, на что, очевидно, рассчитывали непрошеные гости.
— Вряд ли, Чатем, — твердо заявил он, — вы хотели бы, чтобы я вдавался в подробности, так что прошу вас удалиться без лишних слов. Вы можете захватить с собой леди Морин, когда она позавтракает.
— Но, Оскар, я ничего не понимаю! — воскликнула Морин. — Как вы можете так грубо обращаться с моими друзьями?
Она явно приготовилась к атаке, но, заметив тяжелый взгляд графа и решительно сжатые губы, мгновенно изменила тактику и, взяв его под руку, промурлыкала:
— Не такого приема я ожидала, дорогой. Если Роджер обидел вас, он, конечно, извинится, и потом мы все вместе прекрасно проведем время.
— Не вижу причин, почему я должен извиняться, за какие-то мифические прегрешения! — взорвался сэр Роджер. — Не виноват же я, что Ярд-комб наслушался обо мне лживых сплетен! Моя совесть чиста.
— Значит, вам повезло, — ответил граф, — но я повторяю, что не имею ни малейшего желания развлекать вас ни сейчас, ни когда-либо впредь!
—Черт возьми! — выругался Роджер. — Это уж слишком! Не собираюсь выслушивать оскорбления за какое-то преступление, которое этот человек даже боится назвать!
— Ни в малейшей степени! — отпарировал граф. — Я могу хоть сейчас вызвать сюда слуг, бывших свидетелями тому, что вы совершили. Они удовлетворят ваше любопытство!
Ошеломленное лицо Роджера ясно доказывало его вину. Если он и сомневался в том, правильно ли понял, о чем говорит граф, то сейчас все стало ясно. Он оказался способен лишь на то, чтобы рассерженно прошипеть:
— Не собираюсь оставаться здесь и выслушивать всякую чушь! Я считал вас светским человеком, но вы все тот же оловянный солдатик, чья голова забита пуританскими взглядами, над которыми в обществе давно уже смеются!
