Джин не встречала никого сильнее Со Герреры. Даже заперев его под мысленным люком, похоронив в темноте пещеры, она слышала его крики.
Она ненавидела его по многим причинам. Она была готова бороться. Но, увидев его в таком состоянии, едва не заплакала.
— Не может быть, — прошептал он. — Джин…
Он направился к ней, и металлический звук его шагов эхом раскатился по комнате.
— Вот ведь какой сюрприз, — ответила она. Это был голос нарывающейся Джин. Голос солдата, голос, который приводил в ужас пленных и требовал холодного, безжалостного возмездия.
Такой голос должен быть у Со.
Но в скрипучем хрипении не было и намека на крутость.
— Разве мы больше не друзья? — поинтересовался он.
— Мы расстались на том, — буднично сообщила Джин, словно снимая со штыка наколотую крысу, — что ты дал мне бластер и нож и обещал вернуться на рассвете.
— Я знал, что ты выживешь, — уязвленно отозвался Со.
— Ты бросил меня.
— Ты была лучшей в отряде. — Со покачал головой. — Хоть ты этого и не понимала, но я знал, что ты готова.
Ее ответ был слишком быстрым и слишком отчаянным:
— Мне было шестнадцать!
— Я защищал тебя.
Ее оплошность, казалось, придала Геррере сил. Его старческий голос стал проницательнее, стремительно набирая силу.
— Ты бросил меня, — презрительно пробормотала Джин. Она пришла сюда, кипя от ярости, готовая обрушить на него весь свой огонь, а он затушил это пламя, оставив от него лишь тлеющие угольки.
— Ты дочь имперского ученого, — напомнил Со. Мягкость его голоса была для Джин невыносима. — В моем отряде прознали об этом. Бойцы хотели использовать тебя как заложницу. Не проходит и дня, чтобы я не вспоминал о тебе…
— Хватит, — оборвала она. Ей не нужен был добренький Геррера, заботливый Со, способный смотреть на девушку, которую он вырастил, и жалеть ее.
«Борись со мной», — хотела попросить она.
Затем Со прищурился, и Джин на мгновение увидела воина, которого знала.
— И ты пришла именно сегодня? — спросил он.
Он сделал еще один шаг вперед, не спуская с нее глаз.
— Это ловушка, — произнес он. — Так ведь?
— Что?
Воин, заточенный в глубине этого человеческого обрубка, внутри доспехов и прочих креплений, отчаянно боролся с умирающим телом.
— Тот пилот, — сказал Со многозначительно. — Сообщение. Все складывается…
Он схватил встроенную в доспехи кислородную маску и сделал глоток воздуха, прежде чем продолжить:
— Они подослали тебя? Ты пришла убить меня?
Затем он добавил без тени юмора:
— От меня не так уж и много осталось.
Джин медленно покачала головой. Слова, словно пылинки или частицы пепла, плыли по воздуху, и она начала понимать их смысл. Это был все тот же Со Геррера, которого она знала, хотя жизнь его и потрепала, — человек, которому не чуждо сострадание и который в перерывах между боями заботился о Джин, как о собственной дочери. Которого не введут в заблуждение параноидальные бредни о предателях или имперских кознях.
— Я не так уж сильно мечтаю убить тебя, Со, — призналась она.
— Тогда в чем же дело, Джин? Зачем ты прилетела на Джеду по приказу Альянса?
Похоже, он провел небольшое расследование. Он хочет поговорить о стоящей перед ней задаче? О том пилоте? Прекрасно.
— Повстанцам нужен мой отец, — объяснила Джин. — Они считают, он передал тебе сообщение об оружии. Подозреваю, что, послав меня, они надеются, что ты и правда им поможешь.
— Кто именно послал тебя? — спросил он, будто поймав ее на лжи. — Дрейвен?
— Генерал Дрейвен, Мон Мотма, весь их проклятый совет! — в сердцах выпалила Джин. — Я их не знаю, Со. Я ввязалась в это, потому что у меня не было выбора.
Отвернувшись от девушки, Со схватил трость и тяжко оперся на нее. Его ладонь дрожала.
— Ну а чего хочешь ты, Джин? Ждешь, что я встречу тебя с распростертыми объятиями? Закрыв глаза на погибших в городе бойцов?
Гостья едва не расхохоталась, но, сдержавшись, лишь горько улыбнулась.
— Я хочу, чтобы меня оставили в покое. Им нужна была встреча — я ее устроила. Дальше говори со своими пленными, а не со мной. — Снова мелькнула отвлеченная мысль о Кассиане. — Я выхожу из игры. А вы поступайте как знаете.
Трость затряслась в руке Герреры. Джин заметила, что он пошатнулся, но удержал равновесие.
— А наше дело тебя не волнует?
Джин попыталась подобрать слова.
«Думаешь, что проверяешь меня на прочность? Думаешь, я скрываю что-то от тебя?»
— Наше дело? — в конце концов переспросила она. — Ты серьезно?
— Ты была лучшим бойцом в моей команде, — прошипел Со. — И вовсе не из-за своих навыков, а из-за убеждений.
Трость ударила об пол, звук раскатился по помещению.
— Ты знала нашего врага не хуже меня. Ты была готова не раздумывая умереть за наше дело и за наш отряд.
У нее были убеждения. В этом Со прав. Но темная пещера ее разума их не сохранила. Они иссохли, растрескались и обратились в прах.
— Альянс? Повстанцы? — произнесла она. — Или как вы там себя называете? Вы принесли мне лишь страдания!
В горле у Со заклокотало, ноздри затрепетали, но к кислородной маске он не потянулся.
— Тебе не претит, что над Галактикой реет флаг Империи? — спросил он.
Джин пожала плечами.
Теперь она могла уйти. Повернуться спиной к тени того человека, которого когда-то знала, выйти в пустыню и с полным правом заявить, что свободна как ветер.
Но Со причинил ей боль.
— Можно не поднимать головы, — ответила девушка.
Ей доводилось видеть Со Герреру, когда кто-нибудь смел ему перечить. Она видела, как он проливал кровь и за меньшие проступки. Видела, как он со связанными руками и мешком на голове выбрасывал из аэроспидера того, на кого пало подозрение в дезертирстве, прямо перед имперскими казармами. Еще она знала, что он утаил от нее самое страшное: тайные способы дознаний и пыток, которые не хотел демонстрировать пятнадцатилетней девчонке.
Она тоже хотела причинить ему боль.
Она хотела распалить его прежний огонь в надежде, что он поможет разжечь ее собственный. Она вошла сюда, готовая сражаться, и обнаружила, что задыхается, что ярость гаснет, потому что ее нечем подпитывать. Истощение, вызванное ночным переходом и боем в Священном квартале, все-таки взяло свое.
«Ты научил меня выживать».
Но Со просто сделал вдох из кислородной маски и закрыл глаза. Трость в его руке перестала дрожать. Когда бывший наставник снова взглянул на Джин, казалось, что он обрел новую ясность.
