Отвернув к другому ближе плечиИ немного наклонившись вниз…
Высокий Тимур немногословен, может производить впечатление замкнутого, отстраненного человека. Он занимается у Шаньмина дольше нас и часто начинает делать что-то свое вместо очередного упражнения, которое показал мастер. Форма тайцзи у него не такая тягучая и расслабленная, как у учителя, но выполняет он ее уверенно, размеренно и нередко – с закрытыми глазами. Сложно сказать, получается ли у него хуже или лучше, чем раньше, – мы слишком к нему привыкли, чтобы замечать изменения. Шаньмин говорит, что внешне Тимур делает почти правильно, но в его движения пока не проникла музыка, которую мы включаем во время занятий.
Так, а почему в третьем лице, ведь Тимур – это я?! Хотя… впрочем, какая разница. Если мое «я» и способно на что-нибудь серьезно повлиять в нашем деле, так только на количество повторов упражнения, которое задал учитель.
Учитель. Мастер Чжан Шаньмин. Маленький мальчик из темной четырехэтажки на окраине Пекина, который сорок лет назад пел, чтобы было не так жутко в полумраке, и мечтал стать очень сильным, чтобы не надо было ничего бояться. Он давно перестал бояться – не только темноты, но и много чего еще. Но он больше не хочет быть очень сильным, потому что понял, что в самой великой силе кроется слабость и в самой большой слабости заложена великая сила. Сегодня от него больше не услышишь горячих апологий тайцзи-цюаня, на какие он был способен еще пять лет назад. Теперь он спокойно рассуждает о том, что ушу – это только первый шаг на пути познания своего тела, прекрасное средство, помогающее понять и почувствовать, как в тебе работает энергия. Почувствовать, чтобы затем осознать: окружающий нас мир очень сильно отличается от того, что думает о нем большинство людей.
Долгие годы маленькому Шаньмину не давал покоя страшный детский сон – падение со сверкающей вершины в черную пустоту. Мальчик плакал от того, что потерял дом и мудрого учителя, который был рядом там, в другом мире – радостном, ярком и добром, совсем не таком, как этот, где он оказался по воле неподвластных ему сил. Теперь детский кошмар занимает отведенное ему место в копилке воспоминаний мастера, а неуютный и хмурый мир, в который забросило маленького мальчика, превратился в прекрасный дом, наполненный теплом и светом.
Этот дом, этот мир хочет, чтобы его почувствовали, чтобы люди научились сразу распознавать сигналы, которые он всеми доступными способами посылает живущим. И видя, что кто-то глух к многочисленным языкам, которыми он в совершенстве владеет, мир не теряет надежды достучаться и до них. До тех глухих и слепых, что упорствуют в своей глухоте и бесчувственности. В какой-то момент ему придется громко кричать, а бесчувственные, разумеется, примут обращенный к ним крик мира за боль и тут же начнут жаловаться и тратить часы, чтобы в деталях описать врачам свои многочисленные недуги. Хорошо, пусть будет так. Ведь в конце концов и они научатся просто слушать мир, в котором живут.
Но что это?! Замираю в неподвижности, пытаясь понять, где нахожусь и что делаю. Форма тайцзи повторена мной, наверное, несколько тысяч раз, а ее отдельные движения – и того больше. Однако сейчас я вдруг разом лишился всего багажа накопленных знаний и беспомощно пытаюсь вспомнить, какое движение нужно сделать следующим. Пытаюсь и не могу – в голове пусто, а тело почему-то ничего мне не подсказывает. Мгновение – и пустоту во мне начинает заполнять внутренний звон, в котором тонет чувство недоумения. Хотя нет, это не звон заполняет пустоту, это пустота звенит во мне.
Снять с помощью размеренных движений тайцзи накопившееся в теле напряжение, о чем часто пишут в рекламных буклетах фитнес-центров, – как это мелко по сравнению с тем, на что способно волшебное вращение, заложенное в движении «руки – облака». Раскрученный мной собственноручно удивительный водоворот уносит не только пестрый хоровод мыслей, что крутились в голове, он прихватывает с собой еще и все то, что давно забыто или тихо пряталось по потаенным уголкам.
Гнездившиеся глубоко в груди горечь утраты и досада о несбывшемся; сковывающее плечи ощущение времени, которое потрачено напрасно и уходит безвозвратно; колкое разочарование в своих силах и притаившаяся в солнечном сплетении серая тревога; проглоченный гнев, который стискивает горло, и прозрачная, но хрупкая и готовая расколоться на тысячу режущих осколков грусть о тех, кто так нужен, но никогда не будет рядом, – долго сидевшие в теле незримые занозы вспыхивают и исчезают в огненной воронке, безостановочное вращение «рук – облаков» неумолимо.
Поначалу кажется, что состояние блаженного беспамятства будет длиться бесконечно. Однако образ водоворота блекнет, и память наконец восстанавливается – вспоминаю, какое движение следующее, и продолжаю выполнять форму. Видение исчезло, но удивительное дело, теперь даже в низких стойках, которые я намеренно делаю еще ниже, меня не покидает ощущение легкости. Легкость осталась, и чувство, что мои движения струятся словно вода, не покидает! Двигаться – это так приятно, это праздник, который можно подарить себе в любой момент.
Какое-то время упиваюсь ощущением, что отдельных движений – рук, ног, поясницы и плечевого пояса – больше нет, мое тело стало единым целым. Вместе с этим неожиданным открытием приходит понимание, что я больше не могу просто вытянуть правую руку. К этому простейшему движению так и норовят подключиться сначала поясница с левой ногой, затем левая рука и правая нога, а напоследок и шея с головой. Так интересно наблюдать за своим телом, которое выполняет один за другим элементы формы.
Неожиданно понимаю, почему в самом начале тренировок мне так хотелось скопировать движения ладоней Шаньмина в первую очередь. Тогда все у нас получалось вкривь и вкось. Ошибок было не счесть – путали и отдельные движения, и их последовательность, никак не могли толком расслабиться во время исполнения, в результате форма выходила рубленой, прямолинейной. Однако в какой-то момент каждый ученик переставал обращать внимание на ошибки и начинал следить только за кистями рук мастера. На вопрос старших учеников «почему смотришь на руки?» занимавшиеся в группе девушки традиционно отвечали «потому что красиво», а мужчины хмыкали, признавали ошибку и соглашались, что следить за связью поясницы и плеч – задача, конечно, поважнее.
