Улан задержал руку, готовую взять папку:
— Вы обещали мне сорок четыре.
— Двое не дожили. Их останки также подготовлены, так что у Вас будет возможность вернуть их семьям. Мне действительно очень жаль, но это случилось прежде, чем я смог купить их.
— Выкупить, — поправил его Улан, — они были освобождены за выкуп. Это ваше "покупать и продавать живой товар" недопустимо, когда речь идет о нас, фейе.
— Конечно. Я просто оговорился. Те, кого я выкупил, в обеспечение своей части сделки.
— Благодарю. А что касается другой её части?
— Как только рекаро будет доведен до совершенства — если такое вообще возможно — и должным образом испытан, один образец тотчас будет выслан Вам.
Улан поднял бровь, услышав это:
— Если? Впервые слышу сомнение в Вашем голосе.
— Когда мы заключали нашу сделку, я сам ещё не видел его, и не проделал всех нужных экспериментов, — напомнил Ихакобин. — Всё что у меня было, это Ваше слово, что он имеет нужную мне кровь. К тому же мальчик — наполовину человек, и как бы ни было, эта его часть весьма сильна в нем. Мои же возможности не безграничны.
Он сделал паузу и пригубил вина.
— Скажите мне, кирнари, неужели действительно никому в Ауренене не известно об этом свойстве крови? Это кажется очень странным, принимая во внимание долгую память фейе.
— Я лично не знал ничего, пока Вы не заставили меня соприкоснуться со всем этим. И если мне ничего не было известно, вряд ли кто-то другой мог знать это, быть может, за исключением руи'ауро в Сарикали.
— Ах, да. Ваши мистические тайные священники. Действительно ли они хранители всех тайн вашего народа?
Кирнари ответил на это загадочной улыбкой:
— Есть множество историй о том, почему Хазадриель собрала своих последователей и спасалась бегством на север, хотя правды не знает никто, ну или так, если хотите, говорят руи'ауро. Но некоторые считают, что она была одарена видением башваи, духов, обитающих в Сарикали.
— Тайны, духи! Надо же, а Вы интересный народец!
Улыбка Улана исчезла. Он не двинулся с места, но воздух вокруг Ихакобина внезапно сгустился и стал ледяным.
— Это был, конечно же, комплимент.
— Конечно, — Улан ещё какое-то время продолжал сверлить его взглядом, затем вновь посмотрел на вино.
Как только атмосфера перестала быть напряженной, Ихакобин смог перевести дух:
— Итак, я попытаюсь создать рекаро с тем, что имеется, а там посмотрим.
— Я хотел бы глянуть на текст, где описана эта магия.
Ихакобин собирался было уже отказать, ведь ни один алхимик не стал бы делиться своими драгоценными познаниями, тем более с посторонним. К тому же юный хазадриелфейе уже был у него в руках. Однако, Улан-и-Сатхил был не тем человеком, с чьими желаниями можно было не считаться.
— Очень хорошо. Подождите здесь, я сейчас принесу.
Отпирая дверь своей лаборатории, он с подозрением оглянулся, но Улан все так же сидел за столиком с вином, разглядывая фонтан или быть может, скульптуру. Однако после той демонстрации его неудовольствия Ихакобин задумался, не стал ли жертвой какого-нибудь воздействия, вынудившего его согласиться показать драгоценные записи. Очутившись в безопасности внутри своей лаборатории, он подошел к одному из столов, насыпал в тигель немного серы и налил по несколько капель каких-то цветных растворов, после чего начертил на столе необходимые знаки. Он поджег серу, раздув при помощи мехов угли, и пронаблюдал за пламенем, которое, вспыхнув желтым, затем превратилось в темно-зеленое. Похоже, Улан не воспользовался никакой магией, по крайней мере такой, что можно было распознать.
Удовлетворенный, он подошел к маленькому шатру в дальнем конце мастерской, заполз внутрь и достал большую шкатулку, припрятанную там. Замок от его прикосновения открылся, и он вынул оттуда небольшую книгу — ту, что ждал Улан. Он сомневался, что тот, при всей его очевидной мудрости, сможет прочесть тайнопись.
— Вот, кирнари, — сказал он, открывая книгу на главе, заложенной черной лентой. Улан взял книгу и стал медленно водить пальцем по крошечным буквам, согласно кивая.
— Если верить написанному, свойства эликсира долголетия, который в результате получится, невозможно предугадать?
— Скорее всего, это из-за различных процессов дистилляции, использованных теми немногими алхимиками, что занимались исследованиями. Каждое поколение использовало собственную методологию, вроде того, например, как у каждого разные способности к магии, если взять ваш народ. И уж никто в те далекие времена даже не догадался использовать смешанную кровь, когда так легко раздобыть чистую.
— История ваших разбойных нападений на наши берега не та тема, о которой можно говорить столь легкомысленно, — сказал спокойно Улан, но воздухе снова потяжелел.
— Конечно же нет, кирнари. Я лишь хотел объяснить Вам, почему результаты всех моих трудов могут оказаться непредсказуемы. Однако я знаю наверняка, что очистка и выпаривание крови разного происхождения — это то, на чём я собаку съел. Не хочу показаться самонадеянным, но осмелюсь сказать, что вряд ли Вы найдёте алхимика, более сведущего в данном вопросе, чем ваш покорный слуга.
— Я не сомневаюсь в вашем большом опыте, Шарис. Если в результате получится эликсир — на что я очень рассчитываю — я, конечно же, буду рад. Если выйдет что-то иное, Вы, естественно, поделитесь опытом?
— Конечно. И независимо от результата, я не нарушу условий сделки. Любой представитель клана Вирессы, обнаруженный мною на рынках или в домашнем рабстве в Пленимаре, сразу же будет куплен… ах, простите, выкуплен, и возвращён вам.
— А ваши торговые суда будут по-прежнему иметь привилегированный статус в моих портах и в моем фейтасте.
Улан встал и поклонился ему:
— Доброй ночи, мой друг, и удачи.
— Вы заночуете у нас, как обычно, кирнари? Моя жена готовит званый ужин в Вашу честь.
Колебание старого ауренфейе осталось бы незамеченным человеком, менее проницательным, чем Шарис Ихакобин.
— Счёл бы за честь разделить с Вами трапезу, но моим старым костям лучше спится на койке в каюте ауренфейского корабля. Такова плата за возраст, друг мой. Становишься рабом своих маленьких привычек.
— И больших тоже.
Ни для кого не было секретом, что соглашение между Скалой и кирнари Гедре задело не просто торговые и судоходные интересы Вирессы. Прежде всего, оно задело самолюбие. Какую роль во всём этом сыграл Серегил-и-Корит оставалось неясным, но Ихакобин был более чем счастлив извлечь выгоду из их разногласий. Если бы не враждебность Улана к молодому боктерсийцу, Ихакобин, возможно, никогда не получил бы свою награду, которую теперь благополучно хранил в своем глубоком подвале.
