Маруся завопила в голос и бросилась вон из комнаты.
Глава 12
В среду после обеда Алексей решил заняться электропроводкой во дворе. Прошлым вечером он обратил внимание, что некоторые фонари не горят, а остальные постоянно моргают и то и дело попеременно гаснут. Нужно было сходить в кладовую за инструментами. Алексей взял с полки ключи от гостевого дома и оглянулся, посмотрел на жену. Маруся осталась сидеть за столом. Она словно прислушивалась к чему-то, о чем-то напряженно размышляла, и лицо ее было сосредоточенным и хмурым. Алексей заметил, что Маруся, и без того всегда худенькая и хрупкая, стала почти прозрачной. Под глазами пролегли тени, губы истончились. Она почти ничего не ела и, видимо, мало спала: каждый раз, когда он просыпался, Марусины глаза оказывались открытыми.
Алексей хотел остановиться, присесть рядом, спросить, как она себя чувствует, поговорить. Внезапно захотелось рассказать Марусе обо всем, что так мучило его в последнее время, но он вовремя сдержался. Одна фраза потянет за собой другую. На свет неминуемо вылезет нелицеприятная правда: он собирался изменить Марусе с другой женщиной. И чего теперь от нее ждет? Участия? Помощи? Поддержки? Того, что она примется ковыряться вместе с ним в этом дерьме? Было бы слишком жестоко, убив Марусино безграничное доверие, еще и злоупотреблять ее любовью, вешать на нее все это. Ей и так несладко.
Алексей поблагодарил жену за обед и вышел из дома. Большой металлический ящик серо-стального цвета стоял в кладовой, на одном из стеллажей, на третьей полке сверху. Он поставил ящик на стол, раскрыл его и принялся рыться внутри, отыскивая нужные инструменты. Вдруг его пронзила резкая боль. Алексей чертыхнулся и быстро выдернул руку из недр ящика. Так он и думал – порезался обо что-то. Из пальца сочилась кровь.
– Вот зараза! – Злясь на собственную неосторожность, он заглянул в ящик, посмотреть, обо что поранился. Оказалось, его «укусил» канцелярский нож, который лежал лезвием кверху.
Палец требовалось срочно заклеить пластырем: кровь не желала останавливаться, продолжала вытекать из ранки. Алексей принялся искать аптечку. Она вроде должна быть где-то здесь, на полках. Обшаривая взглядом стеллажи, Алексей внезапно вспомнил, что аптечка в письменном столе, в кабинете. Он по детской привычке сунул палец в рот, слизывая солоноватую жидкость, и быстро прошел в соседнюю комнату. Выдвигая один за другим полупустые ящики, в одном из них обнаружил аккуратную коробочку с красным крестом на крышке. Пластырь нашелся сразу, и Алексей быстро залепил ранку.
Он уже собрался закрыть аптечку и поставить ее на место, но обратил внимание на лежащий в углу коробки скомканный лист бумаги. Машинально, не думая, Алексей взял бумажный шарик в руки и развернул. Тетрадный листок с небрежно оборванными, лохматыми, как говорила мама, краями, был густо исписан с двух сторон шариковой ручкой. Убористый, угловатый, но вполне разборчивый почерк был Алексею незнаком.
«Никогда в жизни мне не было так страшно. А прожил я долго и повидал немало. Оказывался в шаге от смерти, терял близких. Но такого тяжелого, парализующего волю, тягучего ужаса испытывать не доводилось. До тошноты страшно за свою, в сущности, прожитую жизнь, но еще больше боюсь за жену. Случись что со мной, точно не спасется. Она у крайней черты, за которую переступишь – не вернешься. Возможно, я еще смогу ее вытащить, но без меня у нее никакой надежды. Только бы не оказалось слишком поздно…
Свет в комнатах не зажигали. Пусть думают, что мы уже легли. Весь день я старался вести себя как обычно. Улыбался, говорил что-то, занимался делами, а сам каждую секунду думал: только бы не заметили, не заподозрили. Вроде повезло, никто ничего не увидел.
Если только они не умеют читать мысли…
Вещи собирать не стали: засекут, что чемоданы к машине носим, и, считай, пропали. Решили взять только документы и деньги. Это я по привычке во множественном числе про нас с женой – «решили», «не стали»… Столько лет вместе. Но только теперь я за нас двоих – один. И решения на мне, и ответственность – моя. Потому что жена… Нет, не надо об этом. Лишь бы до машины довести ее без приключений, а там уж как-нибудь. Выберемся, справимся.
Однако уже пора. Почти одиннадцать вечера. Надо идти, хотя и страшно рисковать. Но оставаться еще страшнее. Здесь они рано или поздно доберутся до нас. И тогда ничего не поможет: ни молитвы, ни неверие.
Я встал со стула, подхватил заранее приготовленную сумку и пошел к двери. На ощупь в темноте, точно вор. В такой темноте не видно даже очертаний мебели. Хоть и знал, что где стоит, но пару раз все равно споткнулся, чуть не полетел на пол. Знакомая комната полна тайн и ловушек. Все в ней передвигается, перебегает с места на место, живет по своим неведомым законам.
За окном тоже чернота. Я давно заметил, какие непроглядные здесь ночи. Уличные фонари и льющийся из окон свет никогда не могли рассеять этот мрак. Но сегодня, успокаиваю себя, это нам на руку. Сегодня темнота — наш союзник. Она поможет стать незаметными и улизнуть.
Если только они не умеют видеть в темноте.
Только бы добраться до машины! Залезть внутрь, заблокировать двери, ударить по газам и рвануть отсюда, выжимая все резервы двигателя. Джип у меня мощный, не подведет, за это можно не беспокоиться. Остановить его даже им не удастся — раскатает по асфальту в лепешку.
Если только они не обладают какой-то особенной силой…
Наконец мне удалось дойти до комнаты жены. От напряжения весь взмок, пока шел. Открыл дверь, сделал несколько шагов и оказался возле ее кровати. Склонился ниже, пытаясь расслышать дыхание. Внутри все дрожало. На короткий жуткий миг показалось, что я ничего не слышу: все кончено, опоздал! Но почти сразу же осознал, что ошибся. Жена дышала, легко и почти беззвучно. Она жива, но то ли спит, то ли пребывает в своем странном, ставшем уже обычным состоянии. Лучше не думать, что сейчас творится в ее голове. Главное – забрать мою ненаглядную отсюда. А после все наладится. Мы сумеем забыть, вычеркнуть из жизни это страшное время.
Если только они не пойдут за нами по пятам…
Я заставил себя немного успокоиться, перевести дыхание. Излишняя нервозность в такой момент может только навредить. Протянул руку, чувствуя, как трясется, ходит ходуном кисть, и тихонько потрогал жену за плечо. Важно не напугать ее, осторожно разбудить, помочь одеться и вывести из дому. Я бережно гладил ее, шептал: «Тише, тише, это я, не бойся. Просыпайся, нам нужно идти. Все будет хорошо».
И в этот момент раздался сухой щелчок выключателя, похожий на выстрел. Так часто пишут в книгах, затертая фраза, но мне в ту минуту и в самом деле показалось, что кто-то стрелял в меня из темноты. Я почти ожидал вспышки боли, крови… Вместо этого в комнате стало совсем светло, и я растерялся от неожиданности, завертел головой, беспомощно сощурился – после густого мрака глазам было больно от яркого света.
