Ознакомительная версия. Доступно 9 страниц из 43
Еще я изменила свое отношение к нашей Ленке, ведь если бы не она, я не узнала бы столько замечательных людей. Инга поправлялась и мечтала снова вернуться домой. Хотя Смольников, не доверяя ее способности внятно описывать свое состояние, постоянно заставлял ее проходить самые разнообразные обследования. Проникнувшись ее историей и познакомившись со Степкой, он решил взять над Ингой шефство и читал ей длинные лекции о природе и особенностях боли и важности подробного описания ее для своевременной медицинской помощи. Инга улыбалась и готова была слушать его целую вечность, внимая лишь звуку его голоса, который питал ее заботой и участием. Дефицит, который, казалось, никогда не покрыть.
Ленка похоронила маму, по-прежнему была подозрительно тиха. Впервые за много лет я с тревогой и искренним участием набирала ее номер, а не мечтала о том, чтобы Ленка как-нибудь потеряла свой телефон со всеми контактами. Я даже начала вынашивать ну совершенно не реалистичную идею – научить Ленку готовить. Нет, я не великий кулинар, у меня просто обычно не хватает на это времени. Но то, чем кормит Ленка своих детей и даже собаку, кажется просто вредительством, в другой стране ее, возможно, привлекли бы к ответственности за негуманное отношение к живому.
Встретившись с Каменецким, как всегда совместившим разговор с приемом пищи, я узнала о том, чего именно не хватает для того, чтобы начать проводить кулинарные курсы на базе их центра. Оказалось, не хватает денег. Да, этой мелочи и банальности, определенной суммы, на которую можно было бы оборудовать кухню, достаточно просторную, учитывая специфику центра. К счастью, более-менее подходящее помещение под эти цели даже удалось обнаружить, нужно было сделать только небольшую перестройку.
Немногочисленный персонал центра воспринял идею появления собственной кухни с большим воодушевлением, потому что работали там в основном трудоголики и энтузиасты, забывающие о такой мелочи, как вовремя поесть. Но мы-то с вами знаем, что это ни в коем случае не мелочь.
Передо мной стояла задача: найти благотворителя, готового дать денег. Часть средств пожертвовала Елизавета – вполне процветающая дочь моей подруги Валюшки, она же договорилась и нашла недорогое, списанное, но высококачественное, почти ресторанное кухонное оборудование, обещала поговорить с горячо любимым ею Энрико – прекрасным итальянским стариком-поваром – о проведении небольшого обучающего курса. Осталось добыть еще небольшую часть средств, и я решилась встретиться с Аликом в надежде позаимствовать у него возможные контакты состоятельных граждан, к которым можно было бы обратиться с подобного рода просьбой.
Я даже не стала произносить имя горячо обожаемой им Вареньки, чтобы не манипулировать его пристрастиями. Ради нее он и сам бы отдал последнее. Варька активно поддерживала эту идею – создать на базе центра такую площадку, считая, что она очень поможет как деткам, имеющим разные ограничения, так и сотрудникам. Сама она, будучи гастроэнтерологом, мучилась от отсутствия времени и возможностей, нужных для приготовления здоровой пищи, на собственных долгих дежурствах. Правда, мою идею – приобщить к этому Ленку – воспринимала скорее со скепсисом.
Так что я вполне могла бы обронить словечко Алику о горячей поддержке Вареньки этого проекта. Но не стала. До поры до времени. Алик быстро нашел для меня время, и уже к вечеру в том же самом кафе я рассказывала ему всю историю и суть дела.
– Большое спасибо тебе за контакты твоего брата-юриста. Ингу должны выписать на следующей неделе, и мы сразу же с ней туда сходим. Теперь вот кухня – наш проект.
Когда Алик услышал о необходимой сумме и масштабе строительных задач, он снисходительно усмехнулся и сказал:
– Умеешь ты создавать ажиотаж, Арина. У меня есть знакомая строительная фирма, они выделят вам пару своих рабочих, ну не пару, маленькую бригаду. А эту сумму я и сам могу выделить, смешно даже благотворителя искать. Хотя, может, найти его и следует, центр кем-то же финансируется, и наверняка экономят на всем.
– Еще раз спасибо тебе, Алик. Ты просто наш спаситель. А чего ты такой подавленный, случилось чего?
– Случилось? Ничего, кроме самой жизни. Жизнь случилась. Отец через месяц-другой совсем угаснет, и что мне останется? Пустота… Как я когда-то мечтал освободиться от них, от их желания поступать «разумно» и «правильно», тогда казалось, что надо лишь хоть раз отважиться на бунт. Лишь раз хотя бы попробовать.
Когда сидел возле материнской постели в больнице, знаешь, ловил себя на мысли, что никак не могу ее пожалеть. Что злорадствую, представляешь? Как будто хочу ей сказать: «Ну что, и до чего довела тебя твоя разумность и полная убежденность, что ты знаешь, как лучше?» Мне было так страшно, что она осознает, что в чем-то чрезвычайно важном ошиблась, но уже ничего не вернуть… Хотя было не похоже, даже с больничной койки она давала мне столько предписаний и советов, даже не желая замечать, насколько они далеки от того, в чем я реально живу. Весьма скорбно ощущать тот факт, что твоя мать покидает тебя, так и не успев стать настоящей матерью, не захотев понять, что же за человек – ее сын.
Отец – тот понимал меня больше, но он так привык полагаться на нее во всем, что никогда не решался возражать и потому никогда не становился на мою сторону. Я видел, что он понимал, что именно меня гнетет, но никогда не смел ей противоречить.
– Все понятно, Алик. Меланхолия у тебя, черная тоска по несбывшемуся.
– Что тебе понятно, чудачка? Что ты знаешь о меланхолии и тоске?
– К сожалению, больше, чем может показаться стороннему наблюдателю. Моя энергия и оптимизм – лишь прикрытие. И судя по всему, весьма удачное, раз тебе в него так верится.
Ведя длинные разговоры с мальчишкой-инвалидом, я кое-что поняла про беспомощность, тоску и черное. Черное – это и ощущение конца, но и возможность начать заново. Тоска, как и боль, – это и мучитель, и друг, показывающий, что тебе чего-то сильно не хватает. С беспомощностью сложнее. Говорят же: «Господи, дай мне спокойствие принять то, чего я не могу изменить, мужество – изменять то, что я могу изменить, и мудрость – отличить одно от другого».
– Ну перестань, ты же вырываешь цитату из контекста, забывая, что озвучивал ее проповедник, и чуть далее по тексту: «…Веря, что Ты устроишь всё наилучшим образом, Если я перепоручу себя Твоей воле…» Это про тех, кто верит в Господа. Ты вроде бы не из этих.
– Я не про Господа, это точно. Я о том, что мы на самом деле так мало знаем о наших ограничениях и возможностях. До обидного мало. Нас учили в школе чему угодно, только не этому: как понять, когда стоит смириться и принять собственные ограничения, а когда пробовать, искать пути, видеть перспективы там, где, как кажется, их и в помине нет. Трагедия, наверное, в том, что в чужой судьбе нам сплошь мерещатся перспективы, а в собственной – часто одни лишь тупики и невозможности. И трудно понять тогда, кто прав. Первый, кто субъективно пока не может или вообще не способен что-то важное изменить в своей жизни, либо второй – смотрящий на жизнь первого со своей «колокольни», с которой все его проблемы кажутся такими решаемыми, видятся в весьма разнообразных перспективах и смыслах. И думаю я, что собственный опыт к чужой истории весьма малоприменим.
Ознакомительная версия. Доступно 9 страниц из 43
