— Но других детей у нее не было.
— Нет, только я. Некоторые ветви Монтгомери очень плодовиты, а некоторые — нет. Среднего же не дано.
Тайнан растянулся на траве рядом с Крис.
— Судя по тому, что ты рассказываешь, она была замечательной матерью. Ты скучаешь по ней?
Крис отвела взгляд в сторону.
— Не проходит и дня, чтобы я не тосковала. Она была сильной и мягкой, чуткой и умной, мудрой и… Она обладала всеми качествами, о которых можно только мечтать.
— Мне кажется, ты очень на нее похожа.
Крис широко улыбнулась.
— За это можешь развернуться и положить голову мне на колени.
Тайнан так и сделал.
— Это честь для меня. — Он устроился поудобнее. — Как здорово. — Крис убрала волосы с его лба. — Никогда не встречал таких женщин, как ты.
— Вот и хорошо. Тай, теперь, когда ты свободен, что ты собираешься делать?
— Я еще не свободен. Я должен доставить тебя к твоему отцу.
— А что ты еще умеешь делать, кроме того, что метко стреляешь, хорошо держишься в седле, напиваешься и попадаешь в тюрьму?
Тайнан усмехнулся.
— По твоим словам, получается, что немного, верно? Ладно, давай подумаем, что я умею делать. Женщины, я полагаю, не в счет?
— Естественно.
— Понятно. — Он открыл глаза. — Я могу одновременно управлять четырьмя публичными домами.
Крис недовольно фыркнула.
— Почему-то мне кажется, что это не очень достойное…
— Нет, не женщинами. Этим всегда занималась Рыжая, за исключением тех случаев, когда возникали драки, — тогда я разнимал дерущихся. Однажды бухгалтер Рыжей был убит в перестрелке — добавлю, что я в ней не участвовал, — и она попросила меня заняться счетами, потому что банк намеревался наложить лапу на один из домов.
— И наложил?
— Нет, черт побери. Ой, извини. Оказалось, что бухгалтер, этот мелкий проныра, воровал у нее деньги. Я нашел их под парадным крыльцом его дома. И мне пришлось учиться бухгалтерии, чтобы разобраться в той путанице. Теперь каждый раз, когда я навещаю Рыжую, я проверяю ее счета.
— Какое ценное умение. Отец говорит, что половину его империи составляет бухгалтерия. Ты мог бы оказаться ему полезным.
— Уверен, что твой отец с радостью доверит свои счета какому-то бандиту.
— Свою дочь он уже доверил, — тихо проговорила Крис.
— Думаю, этим он ограничится, — сказал Тайнан и погладил ее по руке. — Крис, как ты думаешь, он говорил серьезно, когда предупреждал, чтобы я не прикасался к тебе? И вообще он хотя бы представлял, что от меня требует? — Сейчас Тайнан гладил ее по шее.
— Наверное, он что-то слышал о твоей репутации в отношении женщин и хотел защитить непорочность своей дочери.
— Если никто из нас никому ничего не расскажет, он, естественно, ничего не узнает. — Тайнан наклонил ее голову к своему лицу.
— Но мой муж все узнает в первую брачную ночь.
— Какой муж? — Их губы были почти рядом.
— Тот, за которого я выйду. Человек, с которым я собираюсь прожить всю жизнь.
Тайнан все тянул и тянул ее к себе, но Крис упорно сопротивлялась.
— Но на днях ты сама предлагала мне себя.
— Тогда я думала, что ты ничего не можешь, и считала себя в безопасности. — Она помолчала и решительно произнесла: — Ну все, хватит, нам пора вернуться к остальным.
— Одну минутку, — сказал Тайнан и, преодолев ее сопротивление, притянул к себе.
Губы Крис раскрылись навстречу его губам, и она снова окунулась в те ощущения, которые каждый раз охватывали, когда к ней прикасался Тайнан. Она, казалось, растворилась в нем.
Тайнан был опытным любовником, и вскоре Крис уже лежала на траве рядом с ним. Когда Тайнан забросил на нее ногу, Крис выгнулась ему навстречу, моля телом о ласке.
Позже Крис спрашивала себя, что было бы, если бы он не услышал голоса и поспешно не отпрянул от нее.
— Они возвращаются, — прошептал Тайнан. — Одевайся. — Он усадил ее рядом с собой, привалил к своему плечу и принялся застегивать ей платье.
— А что, если я надену платье с застежкой спереди? — хрипло прошептала Крис.
— Ни в коем случае. Пожалей мою психику и свою девственность. Хватит искушать меня, ты и так перегибаешь палку. Давай вставай и придай своему лицу другое выражение, а то ты выглядишь одурманенной. Они идут.
— Сейчас, Тайнан, — пробормотала Крис, когда он, как куклу, поставил ее на ноги.
Глава 10
Толпа молодежи тут же окружила Крис и Тайнана. Кто-то предложил поиграть в различные игры. Женщины забрали Крис с собой — им хотелось порасспрашивать ее о событиях, описанных ею в статьях, — а Тайнан остался с мужчинами и мальчишками.
У Крис с женщинами сложились очень дружеские отношения. Дамы так верили ей, что даже были согласны другими глазами взглянуть на человека, которого считали никчемным. Одна набралась смелости и спросила, что представляет собой изнутри дом терпимости, и Крис довольно долго потчевала своих новых приятельниц историями о красных обоях, о лампах из отполированной латуни и о скучающих женщинах. Все весело смеялись, когда неожиданно прозвучал выстрел.
Крис очень надеялась, что ошиблась, но почему-то она не сомневалась, что Тайнан имеет отношение к этой стрельбе.
Подхватив юбки, она побежала в ту сторону, откуда раздался выстрел. Женщины поспешили за ней.
На земле в окружении мужчин лежал Рори Сейерс. В руке у него был «дерринджер»[2], из раны на плече текла кровь. А над ним стоял Тайнан. Крис посмотрела на Тайнана, не веря своим глазам.
— Боюсь, мне придется задержать тебя, — заявил молодой человек, у которого на груди блестел жетон помощника шерифа. — Шериф во всем разберется.
Крис довольно долго смотрела на Тайнана, но в конечном итоге все же отвела взгляд и, приподняв юбку, побрела к столам.
— Крис, — окликнул ее Тайнан, но она не оглянулась.
Она принялась собирать со стола еду, изо всех сил стараясь сохранить спокойствие. Тем временем раненого Рори уложили на коляску и повезли в город. Так как Рори во все горло орал, что его угробят и что он вскоре отомстит Тайнану, Крис решила, что он выживет.
Вскоре после этого к ней подошел Тайнан, однако она не обернулась к нему, а сделала вид, будто очень занята работой.
Женщины помогали ей в полном молчании и изредка бросали на нее взгляды из-под ресниц. Наконец, Крис не выдержала. Отбросив миски, она развернулась и пошла по дороге к городу. Ей было все равно, что коляска Рыжей осталась на лужайке, ее не волновало, что подумают окружающие.