– Вы выписывали ей какие-нибудь препараты?
Доктор Торн отрицательно покачала головой. Она любила работать с «чистыми» пациентами.
– Нет. Все дело в том, что в течение всего времени, прошедшего после изнасилования, врач Руфи закармливал ее всяческими антидепрессантами, которые временами только увеличивали ее страдания. Кроме того, у нее быстро развивалось привыкание к ним, так что нам пришлось вместе избавляться от зависимости. На мой взгляд, существуют другие, более эффективные методы лечения пострадавших от изнасилования.
– Например?
– Когнитивное переструктурирование[35].
– И как она реагировала на это лечение?
– Я не могу рассказывать вам специфические подробности о своих пациентах, – покачала головой Алекс. – Это конфиденциальная информация. Но я могу рассказать вам о психологии жертвы изнасилования, договорились?
Брайант кивнул в знак согласия. Инспектор уселась в кресло для пациентов и скрестила свои длинные ноги. Она то ли была абсолютно расслаблена, то ли умирала от скуки.
– Скорее всего, вы знаете детали происшедшего, так что понимаете, насколько ужасно было это нападение. Жертва изнасилования после случившегося страдает от множества причин, но самая главная – это самобичевание. Часто жертва думает, что заслужила все, что с ней произошло, потому что спровоцировала изнасилование своим поведением или потому, что что-то в ней самой привлекло насильника. Они думают, что могли бы что-то сделать иначе. Так что жертвы изнасилования винят в этом себя. Вместе с самобичеванием появляется стыд за произошедшее. А стыд гораздо более деструктивен, чем может себе представить большинство людей. Иногда жертвы изнасилования уходят в самоизоляцию и рвут со своей прошлой жизнью, друзьями, родственниками, – но самым опасным во всем этом является то, что стыд вызывает злобу и агрессию.
Доктор Торн остановилась, давая своим слушателям возможность задать вопросы.
– Стыд имеет особую связь со злобой. Когда жертвы шокированы и злы, они начинают думать о мести.
– А Руфь согласилась с тем, что в случившемся не было ее вины?
– Она была готова рассмотреть такую вероятность.
Алекс обожала говорить о вещах, в которых была профессионалом, но она видела, что внимание инспектора Стоун отвлекается на предметы, находившиеся в комнате: на сертификаты на стене, на фотографию на столе, которая стояла достаточно близко от нее…
– А вы можете сказать, к чему могло привести такое лечение?
– Когнитивное переструктурирование включает в себя четыре этапа. Первый – это определение проблемных областей, которые иногда называют автоматическими мыслями[36] – обычно это деструктивные или отрицательные взгляды на самое себя, на мир или на будущее. Потом надо определить процент когнитивных искажений в этих автоматических мыслях. После этого следует рациональное обсуждение этих автоматических мыслей и, наконец, выработка рациональных способов сопротивления автоматическим мыслям.
– Ничего себе, как все запутано!
– Вовсе нет, – на этот раз доктор Торн решила выбрать обаяние в качестве своего оружия. – Я просто употребила несколько «дремучих» терминов, чтобы произвести на вас впечатление. А если совсем просто, то этот метод позволяет научить сознание правильно реагировать на деструктивные мысли.
Женщина на это никак не прореагировала, а детектив слегка покраснел.
– И ей это помогло?
«Помогло бы, если б я действительно использовала эту технику», – подумала Алекс. Это помогло бы ей смириться с нападением и продолжить нормальную жизнь, но для Александры Торн это было бы поражением.
– Мне кажется, что она хорошо реагировала на лечение.
Внимание Алекс опять переключилось на инспектора, которая изучала что-то в своем мобильном телефоне. Женщине не хватило вежливости послушать, когда доктор Торн метала перед ними свой бисер.
– А не могло ли что-то в этом методе подтолкнуть Руфь к тому, что она сделала?
– Метод касается в основном мыслей жертвы, – покачала головой Алекс, – и заключается в попытках изменить образ этих мыслей, при этом практически не затрагивает момент нападения.
– А она ничего не говорила вам, что могло бы указать на ее намерения?
Доктор Торн решила, что уже выдала достаточно бесплатной информации. Если полицейским нужно что-то еще, то им придется или учиться лет десять, или заплатить ей за ее знания.
– Боюсь, что не могу говорить о подробностях того, что мы обсуждали во время наших встреч.
– Но мы расследуем убийство!
– И у вас есть признательные показания, так что я ни в коем случае не мешаю вашему расследованию.
Брайант улыбнулся, признавая ее правоту. Она улыбнулась в ответ.
– И вот еще что – если я буду рассказывать вам все фантазии моих пациентов, то очень скоро люди поймут, что я не умею хранить врачебную тайну.
Детектив откашлялся. Вот теперь начинается веселье. Мужчинами гораздо легче манипулировать – примитивные, самовлюбленные существа.
Алекс понизила голос до шепота, как будто в комнате их было только двое. Пока игра шла в одни ворота, и теперь она хотела получить плату за свои услуги.
– А вы можете рассказать мне, как чувствует себя бедняжка?
– Боюсь, что не слишком хорошо, – поколебавшись, ответил Брайант. – Все дело в том, что преступник, по-видимому, сожалел о содеянном…
Доктор Торн напряглась.
– Только не это, для нее это должно быть ужасно!
– Сейчас она совсем раздавлена чувством вины. – Сержант кивнул. – Кажется, она никогда не рассматривала такую возможность. В сознании Руфи насильник все еще был тем монстром, который надругался над ней, а не человеком, который испытывает угрызения совести и сожалеет о своем поступке. И вот сейчас она к тому же убила его.
Алекс закипела от ярости. Если б она была одна, то сейчас бы по комнате уже летали мебель и элементы декора. Эта идиотка чувствует вину за то, что убила мерзавца! Она, видите ли, испытывает угрызения совести за то, что лишила жизни негодяя, который жестоко изнасиловал ее, избил и бросил умирать!..
Но психиатр спрятала свою ярость за мягкой улыбкой. Руфь жестоко предала ее. Доктор Торн всерьез рассчитывала на эту девушку, а все закончилось тем, что та оказалась на удивление слабоумной. Алекс очень хотела бы увидеть эту идиотку перед собой, чтобы свернуть ей шею!
