Ладно, обойдусь и без сигарет. Сейчас сяду за компьютер и составлю одну программу…
А Бесс в это время подъезжала к дому Юджина, с нетерпением ожидая встречи с ним. Ответ Роберта на занимавший ее вопрос вдохновил Бесс, вселил в нее надежду, но она понимала — нельзя обрушить на голову Юджина все, что ей хотелось бы. Его надо подвести к мысли, что стоит рискнуть и сделать операцию, вживить суставы, которые съела болезнь, и тем самым попробовать задержать процесс умирания. А для этого надо увлечь Юджина идеей — он должен стать не просто свидетелем ее побед, а вдохновителем.
Я постараюсь, поклялась Бесс. Все дни, которые Юджину отпущено пробыть на земле, я помогу ему сделать такими, о которых он не пожалел бы даже на Небесах. Я ничем не огорчу его, ничем.
Бесс вдруг вспомнила похотливое выражение на лице Роберта и туманный намек на интимную близость. Да как он посмел рассчитывать на что-то подобное?! Как?!
А потом она поняла: Роберт — врач и рассматривает их с Юджином союз иначе. Он видит молодую женщину, которая пошла на сделку с миллионером, который годится ей в отцы. А значит, у нее будет череда любовников, с его точки зрения, это естественно. Более того, Юджин не будет в претензии.
Уголки губ Бесс приподнялись в печальной улыбке. Даже врач не понимает — или не хочет поверить — что женщина, пусть и страстная, может обуздать свою природу. Гормоны гормонами, но всем управляет голова, вспомнила Бесс мысль, высказанную Седой Никогосини несколько иначе, но по сути ту же самую.
— Существует понятие сублимации, и если ты не хочешь заниматься сексом ни с кем, ты прекрасно справишься с собой, Бесс. Твои гонки «съедят» все…
Бесс не могла и представить сейчас никакого мужчину рядом с собой. Она видела только Юджина Макфайра.
Черный «остин» — традиционное английское такси — всегда вызывал у нее почтение: надо же, сколько лет эта машина живет в Англии и пока нет ей замены. Консерватизм англичан в какой-то мере импонировал Бесс. Водитель, отделенный прозрачной перегородкой от пассажирского салона, вел машину уверенно и неспешно. На вкус Бесс — слишком уж неспешно. Впрочем, толчея на дороге в конце недели объяснима и понятна, и Бесс заставила себя потерпеть.
Наконец такси остановилось, Бесс по-американски щедро одарила шофера чаевыми и вышла.
Юджина она нашла на веранде, сегодня он был в желтой тенниске с зеленой птичкой на кармане, лицо его расплылось в улыбке, едва Бесс переступила порог.
— Ты приехала! Молодец! — воскликнул он, лихо подруливая к ней. — Здравствуй, дорогая девочка!
Бесс наклонилась к нему и приложилась губами к гладкой щеке.
— Как ты прекрасно пахнешь! — Она втянула воздух. — По-моему, это…
— Не трудись, не угадаешь. Так будет пахнуть масло новой розы.
— Новой розы?
— Да, я готовлю ее для очередной выставки.
— Правда?
Сердце Бесс, окрыленное надеждой, забилось часто-часто. Кажется, выставка цветов проходит раз в году, следующая только весной, но уже будущего года. Значит, Юджин собирается… надеется…
— Но, — оборвал он ее радужные мысли, — тебе придется самой выставить ее… Вероятнее всего, так… — Юджин поджал губы и постучал ладонью по отполированной до блеска ручке кресла. — Тем более что я хочу назвать ее «Рыжая Бесс».
Она замерла, глядя на побелевшее лицо Юджина, ей казалось, она видит, как под кожей борются жизнь и смерть. Желание жить и желание — даже не желание, а обещание, данное самому себе, — умереть в назначенные сроки.
— «Рыжая Бесс»! Как ты здорово придумал! — воскликнула она, стараясь, чтобы голос звучал беззаботно. — Но я ничего не понимаю в цветах, поэтому тебе самому придется держать ответ перед публикой и принимать все восторги.
— Я не успею, детка, — тихо сказал Юджин.
— Я хочу, чтобы ты успел, — упрямо заявила Бесс, а потом перевела разговор на другое: — Знаешь, Юджин, я очень хочу есть.
— Правда? Какое совпадение, и я тоже. — Он засмеялся. — Поехали!
Бесс улыбнулась, довольная тем, что Юджин быстро отвлекся от печальной темы. Ей понравилось, что он посвежел с тех пор, как она видела его в первый раз. Юджин молодел раз от раза, сидел в кресле прямо, не как раньше — сгорбившись и укрыв ноги толстым пледом. Подумать только, неужели человеку может не хватать чужой воли, чужого внимания? — размышляла Бесс. Ведь ей самой никогда не нужна была подпитка чужой энергией.
Да, Бесс всегда хватало своей, которая соединялась с энергией гоночного автомобиля. Наверное, потому она и выбрала этот вид спорта, а не какой-то другой, более спокойный, вроде гимнастики или игры в шахматы.
Гоночная машина была ее единственной союзницей, Бесс доверяла ей, ей чужд был страх разбиться, попасть в аварию, потому что не было на земле человека, которого несчастье, случись оно с Элизабет Раффлз, выбило бы из колеи или сильно опечалило. Она одна на свете.
Но теперь Бесс все чаще ловила себя на мысли, что надо как следует проследить за сборкой болида, чтобы все бортовые системы работали без сбоев. Потому что, отправляясь в заезд, она оставляет Юджина… одного.
На ланч они съели по овощному разноцветному салату и по большому куску пирога с дыней. Они болтали, о чем придется, запивая слова холодным чаем со льдом.
— Юджин, а у тебя есть мамины фотографии в молодости?
— Ну конечно. Мы много снимались вместе. — Он улыбнулся. — Это потом наши пути разошлись, когда я делал свою карьеру, она — свою. По сути, после твоего рождения мы с Мартой редко встречались, так, мельком. Но мы знали друг о друге все. — Он помолчал. — Просто мой голос вышел из ее тела.
Бесс кивнула и допила свой чай.
— А ты… мог бы навестить ее.
— Ты имеешь в виду — на том свете? — невесело пошутил Юджин.
— О нет. Ее могилу.
— Но ведь она похоронена в Штатах.
— А что такого сложного — сесть в самолет и полететь?
— Я отошел от всего этого, Бесс. Я закончил свои полеты давно.
— А почему бы их не возобновить? — Она пожала плечами. — Это ведь просто.
Юджин покачал головой.
— Нет, не просто, Бесс. Поверь.
— Не верю! — упрямо заявила она и для большей убедительности помотала головой. — Я надеюсь увидеть тебя среди зрителей, когда я первой финиширую в осеннем заезде.
Юджин ничего не сказал, однако Бесс обрадовало, что он не стал твердить свое обычное «нет».
В гостиной Юджин достал альбом с фотографиями, там были те, которые Бесс видела у матери, но были и новые для нее.
— А кто этот красавец, Юджин?
— Ты шутишь?
— Почему шучу? Какая-то любовь моей мамы?
— Это я, Бесс. Мне здесь двадцать лет.
