— У нас не любят Махонина, — признался Максим таким тоном, словно слова из горла вытягивал на аркане, — и вообще весь отдел его не любят… Ну, это и понятно. В прошлом году Артем Аверичев подстрелил в задницу одного гада, который задумал слинять во время следственного эксперимента. Гад выжил, а отдел Махонина поднял такой вой — Артемку затаскали, душу из него вынули, он после этих нервотрепок во вневедомственную перевелся. И таких случаев — масса. Худобин — тоже неприятный тип. У нас вообще карманная прокуратура. Но чтобы заниматься явной преступной деятельностью… Это не перебор, Александр Борисович?
— Да бог с тобой, — Турецкий невесело засмеялся, — как я могу кого-то обвинять в преступной деятельности? Я тут второй день. Ладно, Максим, топай, извини, что отвлекли в нерабочее время. Но на досуге все-таки раскинь мозгами.
Они угрюмо смотрели, как молодой оперативник выбирается из ступора, почесал за одним ухом, за другим, как-то тяжело поднялся, хотел что-то сказать, но передумал, заковылял прочь. Обернулся, остановился, плечи совершили грузные подъем и опускание, но не вернулся, ушел.
— Пойдем спать, — Турецкий спрыгнул на землю. — Завтра не отлучайся из гостиницы, а если кто-то нагрянет, говори всем, что не знаешь, где я. У тебя получится — ведь ты действительно не будешь знать, где я…
Глава девятая
Несколько раз за ночь сомнения переходили в атаку, взламывали оборону его упрямства и любопытства. Он собирал последние резервы, гнал их подальше со своей территории. Утром проснулся разбитым, но быстро собрался, стараясь не шуметь в районе журнального столика. Заглянул к Нагибину — следователь спал, обняв подушку. Турецкий рассовал по карманам документы, проверил «амуницию», выложил на столик две тысячные купюры, а чтобы их не унесло «ветром», придавил пустым стаканом. На цыпочках покинул номер.
В коридоре никого не было. Он добежал до лестницы, посмотрел вниз. В фойе — пустота, за исключением работницы гостиницы, которая рылась в углу на полке, стоя к нему спиной. Он тихо спустился, развернулся на сто восемьдесят, юркнул под лестницу. Маневр остался незамеченным. Коротким коридором он добрался до заднего выхода, переместил щеколду, выбрался во дворик, загроможденный пустыми картонными коробками, перепрыгнул через траншею, по дну которой тянулась ржавая (и, кажется, дырявая) труба. Спустя минуту он уже сидел во «вчерашнем» сквере, собирался с мыслями. Было несколько минут восьмого, едва рассвело, воздух был свеж и бодрил, воробьи уже проснулись, затеяли драку в кустах. На соседней дорожке простейшие одноклеточные в засаленной одежонке пересчитывали мелочь в карманах, собирая на опохмелку. Наличности не хватало, один из одноклеточных уже посматривал с интересом на прилично одетого господина, собираясь, видимо, попросить «до получки». Лишних знакомств этим утром Турецкий собирался избегать — поднялся, зашагал прочь.
Любопытство пересилило, очень уж хотелось знать, под колпаком ли они с Нагибиным. Он перебежал пустую в воскресное утро дорогу в квартале от гостиницы, вернулся к продуктовому магазину напротив «отеля», встал в тени молоденького вяза.
Через дорогу было тихо и пустынно. Несколько тел шевелились на остановке. Киоски уже работали, но покупательского ажиотажа не наблюдалось. Напротив центрального входа в гостиницу стояла машина «Жигули» седьмой модели. Явно не такси, потому что за спиной водителя сидел кто-то еще. Водитель развалился вполоборота — затылком к Турецкому. В той же позе пребывал и пассажир. Вскоре из машины заструился сизый дымок. Потом открылась дверца, вышел человек, размял кости. Побродил вдоль бордюра, не выпуская из поля зрения крыльцо гостиницы, сбегал к киоску, вернулся с банкой прохладительного напитка.
Сидите, братцы, долго же вам сидеть… Он развернулся, зашагал в сторону Матроски. Маршрут уже отложен в памяти, и время, надо полагать, имелось — можно забежать в какое-нибудь заведение, перекусить на скорую руку…
Шансы на успех он оценивал, как пятьдесят на пятьдесят. Либо повезет, либо нет. В девять с копейками, подкрепившись в заведении со странным названием «У Егорыча», он вышел к улице Левандовского. Избегая проторенного маршрута, прокрался во двор двенадцатого дома, расположился на лавочке позади детской площадки, развернул газету, предусмотрительно приобретенную в киоске на проспекте. Он надеялся, что не ошибся в расчетах — если нужный ему человек решит прогуляться, то дорожки, находящейся в поле зрения, ему не избежать. Здесь ближайший и прямой путь к проспекту, магазинам и остановке. В другую сторону идти незачем — на том краю массива только парочка жилых домов, гаражи и склады оптово-розничной фирмы. Вопрос в другом: появится ли нужный человек…
За полтора часа Турецкий вдоль и поперек изучил газету, вызубрил наизусть котировки акций и курсы всевозможных валют, несмешные анекдоты. Местные жители посматривали на него с растущим подозрением. В десять сорок со стороны дома номер восемь появилась пенсионерка Анцигер. Старушка передвигалась короткими шажками, злобно посматривая по сторонам. В руке она несла пустую кошелку. Турецкий подобрался, сложил газету.
Старушка мазнула недобрым взором обитателей двора, в котором обустроился сыщик, побрела дальше, скрылась с глаз. Турецкий покосился по сторонам, развернул газету, засмотренную до дыр. Глянул на часы. Несколько минут спустя в направлении дома номер восемь по аллейке проехали серые «Жигули» с работниками местной милиции. В салоне сидели знакомые персонажи. Напрашивался вывод, что его отсутствие в гостинице — уже не тайна за семью печатями. Но Нагибин не звонил. Значит, визит скандалом не сопровождался. Он сидел, набирался терпения, мурлыкал под нос. Прошло еще какое-то время. Со стороны восьмого дома показалась ярко-красная «Тойота» Надежды Леопольдовны Харецкой. Машина ехала медленно, тщательно вписываясь в изгибы аллеи. За стеклом выделялся силуэт дамы в солнцезащитных очках. Снова неотложные дела не позволяют расслабиться в выходные… Турецкий в третий раз напрягся, проводил глазами машину, сложил газетку, но передумал, откинулся на спинку, забросил нога на ногу.
В десять пятьдесят девять из-за дома вывернула Валюша Латыпина. Девчонка щеголяла расклешенными джинсами с карманами в неожиданных местах, мятой майкой, похожей на майку солдата срочной службы, волосы собраны под дырявой бейсболкой, за спиной болтался крохотный рюкзачок, с успехом заменяющий современным старшеклассницам (не всем) косметичку. В ушах — наушники от плеера. Девочка размашисто шагала, не глядя под ноги, шоркала кроссовками на весь район, губы шевелились — она напевала в такт композиции.
Турецкий в четвертый раз напрягся, почувствовал, как липкая змейка побежала по впадинам позвоночника.
— Ну что ж, дорогуша, я оказался прав, — пробормотал он, — в выходной день усидеть с предками в четырех стенах практически невозможно. Ну, что ж, удачи тебе, сыщик…
Он скомкал газету, сунул ее в урну, дождался, пока девочка скроется за домом, пересек двор. Встав за деревом, ждал, смотрел. Никто не шел за объектом. Разумеется, работники милиции в серых «Жигулях» не могли ее не видеть, но перед ними стояла иная задача — караулить Турецкого. Он убедился, что все в порядке, мысленно перекрестился, побежал за девочкой, которая уже свернула за четырнадцатый дом. Пропасть он ей не дал, настиг, когда она выходила на улицу, уже собирался положить тяжелую длань на плечо, но передумал, приотстал. Девчонка шла, ничего не замечая, прыгающей походкой, беззаботно помахивала руками. Встала на бордюр, поковыряла в носу и… словно ждала, когда мимо проедет машина, чтобы шагнуть на проезжую часть! Водитель надавил на клаксон, девчонка показала ему средний палец и, задрав нос, гордо прошествовала через дорогу. Турецкий дождался, пока уберется возмущенный водитель, тоже перебежал. Валюша стояла у киоска, торгующего дисками с записями. Стукнула в окошко, вынула наушник из уха. Пока она общалась с продавцом, Турецкий украдкой посматривал по сторонам. Неприятно он как-то себя чувствовал. Вроде хвост не висел, но состояние оставляло желать лучшего. Он покосился на Валюшу. Та вертела диск, задумчиво потирала нос, стала читать названия песен, шевеля губами. Что-то спросила у человека во тьме киоска.
