Оказалось, по склону даже с тяжеленным капитаном Игорем легко отступать. Цветаев тащил его, падал и стрелял, потом снова тащил, падал, стрелял, швырял гранаты, пока не обнаружил две вещи: он было всё ещё жив, и у него остался всего один неполный рожок и та самая граната с пластидом, которую он так и не израсходовал. Вот тогда-то он и мысленно и поблагодарил капитана Игоря за дальновидность, иначе бы додавили бы их на этом склоне и взяли бы в кольцо, а так шарахались справа и слева, но на большом расстоянии, предвкушая, должно быть, что рано или поздно всё равно окружат.
Прежде чем нырнуть в туннель, Цветаев оставил сюрприз бандерлогам, в надежде, что в спешке они не заметят на повороте винтовой лестницы банку из-под пива, прижатую камнем, и когда они с капитаном Игорем уже вылезали в церкви, она сдетонировала. Земля вздрогнула, и осевший купол угрожающе накренился, куски лепнины сорвались вниз, но это уже была сущая ерунда по сравнению с тем, что Цветаев и капитан Игорь пережили.
* * *
— Не пойму, гангрена, что ли? — сказал Пророк шёпотом, возвращаясь из большой комнаты, где лежал капитан Игорь.
И действительно, к специфическому запаху мази Вишневского примешивался тонкий запах, который Цветаеву хорошо был знаком, так пахла гниющая плоть. Он боялся даже думать об этом. Дело осложнялось ещё и тем, что они не знали, как её лечить. Даже Пророк, который у них был вместо врача, ничего не мог поделать.
— Старик, — сказал Цветаев, — надо вертолёт вызывать.
— Вертолёт, вертолёт, — проворчал Пророк. — Жека, смотри, места живого нет! — с удивлением воскликнул он.
И действительно, «номекс», который сушился на верёвке, походил больше на сито, чем на комбинезон, сквозь дыры в нём светилась плитка на стене.
— Заштопаю, — махнул рукой Цветаев.
— А на тебе ни царапины! — ещё сильнее удивился Пророк. — Везёт дуракам! Нет, серьёзно, везёт же! — поправился он, глядя на возмутившегося было Цветаев.
— Ну да… — обескуражено согласился Цветаев. — Я сам не знаю, как получилось.
— Как по заказу! — объяснил Пророк, говоря тем самым: «Хоть один жив-здоров!»
— Старик, что будем делать? — Цветаев мотнул головой в сторону комнаты, где лежал капитан Игорь.
— Вертолёт я уже вызвал. Но когда он прилетит, одному богу известно! А за вас надо выпить, кто-то вам помог, ибо из таких переделок не выбираются. Везунчик ты! — Достал из буфета коньяк. — Как загадал, специально берёг к вашему возвращению, а тут видишь, какой дело. — Он помолчал, рассчитывая на понимания друга. — Я ему лошадиную дозу антибиотиков вколол, а через два часа ещё вколю, а потом ещё и ещё, может, поможет.
— Давай я сбегаю! — предложил Цветаев. — Можно к бандерлогам сходить?! Знаю я одно место!
Он почему-то подумал об «Охотничьем домике», как о самом ближайшем источнике медикаментов.
— Ничего не надо! — неожиданно дёрнулся Пророк. — Хватит риска! Будем ждать!
Видно было, что он сильно расстроен. Не так он себе представлял финал операции. Однако на рукоблудной войне трудно было что-либо предугадать.
— А коньяк можно? — с глупой надеждой, что капитану Игорю станет легче, спросил Цветаев.
— Не только можно, а нужно! — воскликнул Пророк, потрясая бутылкой. — Идём!
Капитан Игорь лежал на диване высоко на подушках бледнее наволочки, под глазами тени, руки с холёными пальцами, которые так не понравились Цветаеву, вытянуты вдоль тела. Он вовсе не подходил на того пижона, каким менее суток назад увидел его Цветаев.
— Я ведь думал, что ты маменькин сынок, чистоплюй, настоящей работы боишься, а ты!.. Уважаю! — вдруг сказал капитан Игорь, приподнимаясь над подушкой.
— Лежи, лежи, — остановил его Пророк.
— Он же меня с того света вытащил! — возбуждённо сказал капитан Игорь. — Варёные мухи!
Цветаев смутился:
— Брось, старик, какие наши годы. Мы ещё у тебя на свадьбе попляшем.
Он хотел сказать, что скоро прилетит вертолёт, и всё такое, связанное с этим, но не сказал, и так всё было ясно.
— А тебя тоже ранило, — сказал капитан Игорь, наблюдая, как Пророк расставляет на табуретке выпивку.
— Ерунда, — хорохорясь, ответил Цветаев. Он хотел добавить: «По сравнению с тобой, старик», но не добавил, словно этой проклятой гангрены вовсе не было.
Он действительно поцарапал голову в двух или трёх местах, когда они продирались сквозь заросли акации. Так, по крайней мере, думал он.
— Хорошо, что ты мне ещё один промедол не вколол, так я вырубался и не чувствовал, как ты меня тащил — похвастался капитан Игорь. — Очнулся уже здесь.
— Тошу благодари, — сказал Цветаев, подавая кружки.
— Мне кажется, это был сон.
— А туннель не помнишь?
— Не помню.
— Ты со мной разговаривал.
— Ей богу, не помню, — поглядел капитан Игорь честными глазами. — Варёные мухи!
— Ну ладно, нашли что вспоминать, — сказал Пророк.
Пили они на это раз не из жалких хрустальных рюмок, а их оббитых армейских жестянок. И благородный «армянин» оказался с привкусом благородного железа.
— В общем и целом, я был неправ! — заявил капитан Игорь, вытирая щетину на губах и морщась от боли. — Господи, как болит! — Он посмотрел на ногу, покоящуюся на подушке. — Слушай, — попросил он Пророка, — вколи мне ещё промедол. Мочи терпеть нет.
— Нельзя! — ответил Пророк. — Я говорю, нельзя. Промедол ещё пригодиться. А вдруг он потом действовать не будет.
— Сейчас этим поможет, — сказал Цветаев, наливая следующую порцию.
— А ты молодец! — снова похвалил его капитан Игорь. — Ей богу, не думал, что ты такой!
— Какой?
Капитан Игорь помедлил, а потом вдруг сказал:
— Не динозавр, в общем!
И не добавил насчёт варёных мух. Цветаеву вообще сделалось плохо, не переносил он, когда ему пели дифирамбы. Уж лучше, казалось, пусть ругают, думал он. Пророк поглядел на них с иронией и сказал грубо:
— Вы ещё в дёсна поцелуйтесь!
— Это не из-за того, что ты мне жизнь спас, — ничего не замечая, продолжил капитан Игорь, — совсем не из-за того, а потому что… потому что… Ну… ну, в общем ты меня понимаешь?!
— Понимаю, старик… — промямлил Цветаев, готовый провалиться сквозь землю.
Уж лучше, казалось, общение с суровым Пророком, чем сопли от капитана Игоря.
— Эх, мужик, — вдруг понял всё капитан Игорь, — была бы у меня нога цела, я бы врезал тебе по полной. Но я поступлю по-другому.
— Как? — спросил Цветаев, слегка пьянея от коньяка.
Коньяк был грубым и продирал до копчика — то самое, что нужно в данный момент.