Услышав это, Ивейн, хорошо знавший своенравную девушку, понял, что это ее искреннее, глубокое убеждение, которое невозможно поколебать. Глядя в бездонные, зеленые озера печали, Ивейн почувствовал, как в душе его поднимается, вскипая и захлестывая его с головой, волна безмерного отчаяния. Скорбя о том, что никогда не может свершиться, он чуть не закричал, проклиная свое предназначение друида, вставшее на пути его счастья. Но юноша сдержал свои чувства. Кинув Анье зеленое, цвета лесного мха платье, он вышел из напоенного ароматом жимолости убежища.
Пытаясь удержать поток слез, боясь, что Ивейн сочтет их ребяческими, девушка одевалась, подавляя рыдания. Анья понимала, что оттолкнет от себя возлюбленного, если станет умолять его о том, в чем он видел угрозу выполнению своего высшего долга. Мать часто упоминала об этом долге; она нередко повторяла дочери, что Ивейн должен хранить непоколебимую верность тем поколениям, тому наследию, что оставались в веках, и тем, что придут им на смену. Но разве ее любовь угрожает ему? Нет, конечно же, нет! Анья должна доказать ему это. Нужно убедить жреца в том, что и она неотъемлемая часть тех поколений, того наследия, как и он сам. Вновь загоревшись решимостью, девушка подавила беззвучные слезы.
. Пока Анья одевалась, Ивейн старался совладать со своими чувствами и вновь обрести повелительное спокойствие друида. Поджидая ее на тихой полянке, юноша созерцал, как вода из источника непрестанно, неудержимо струится, вливается в русло ручья, и в этом вечном обновленном движении дух его находил успокоение.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
Продвигаясь сквозь бархатистый мрак ночи при свете кристалла, засиявшего, когда жрец произнес заклинание, Ивейн и Анья возвращались к пещере; лисенок бежал за ними. По дороге Ивейн рассказал Анье о похищении лошади и котомки с одеждой. Девушке было жаль, что кобыла пропала. Но когда они подошли к пещере, все плохое забылось: Киэр был вне себя от радости, что она невредима, и тотчас взволнованно принялся рассказывать о необыкновенном происшествии, случившемся, когда они с Ивейном возвращались домой после исполнения печального долга.
– Необыкновенное! Честное слово! – Кнэр прямо-таки приплясывал рядом с девушкой. – Мне повезло, что Ивейн толкнул меня в заросли, и еще больше повезло, что, когда я упал, я все-таки уберег сокровище.
С этими словами мальчик махнул рукой на горку драгоценных яиц, бережно уложенных в набитый травой мешок.
Первой мыслью Аньи было: как хорошо, что мальчуган, увлекшись, как и всякий ребенок, чем-то одним, не заметил перемены в ее наряде. Но, едва взглянув на «сокровище», она тотчас же забыла обо всем остальном. Да, яйца были целы и невредимы, и их было столько, что хватило бы по несколько штук на каждого. Анья от восторга и слышать больше ни о чем не желала, пока не приготовит их к ужину.
Пока девушка с удовольствием занялась стряпней, друид повернулся к мальчику:
– Я должен спешить, снова нужно отправляться в дорогу.
Киэр посмотрел на него, вопросительно подняв брови, но Ивейн предпочел сделать вид, что не понимает.
– Придется поторопиться, чтобы не столкнуться с людьми, которые превратили в руины твой дом.
Мальчик опустил глаза, уставившись в каменный пол. Ивейн ни слова не сказал о том, какое место отводится Киэру в их будущем путешествии, – стало быть, никакого.
Анья ни минуты не сомневалась, что Киэр должен пойти с ними, и услышав сдержанные слова жреца подумала, что ему следовало бы подробнее объяснить все мальчику. Однако, вспомнив о том, что недавно произошло между нею и Ивейном, девушка промолчала. К тому же яйца уже сварились.
Когда черная и плотная мантия ночи беззвучно опустилась, придавив своей тяжестью землю, трое людей уселись в пещере вокруг огня, чтобы вкусить от приготовленного с необычайной поспешностью ужина. Правда, это была не дымящаяся каша, а нечто даже более желанное для людей, пища которых в последние дни была так скудна. Сваренные куриные яйца представляли собой сытное кушанье, к ним добавились большие ломти сыра и последние крошки черствого хлеба.
Анья не могла съесть свою порцию, тогда как Киэр, с аппетитом здорового, растущего мальчугана, уписывал за обе щеки. Он одновременно покончил и с едой и с рассказом о схватке Ивейна с вооруженным разбойником. Заканчивая повествование, мальчик поднял восторженные глаза на жреца.
– Наверное, вы до смерти напугали этого дурня, очутившегося у нас на дороге, своей необыкновенной силой… и странными действиями…
Последние слова Киэр произнес как бы слегка вопросительно, надеясь, очевидно, получить объяснение загадочным поступкам друида.
Но не так-то легко было заставить Ивейна сказать о том, о чем он не хотел говорить.
– Этот дурень не умер, он просто-напросто крепко спит, так крепко, как никогда еще не спал в своей жизни. – Даже холодная насмешливая полуулыбка друида исчезла, когда он договорил: – В конце концов он проснется.
Когда Ивейн открыл это саксонскому мальчику, Анья вдруг поняла, что вечернее столкновение, так живо описанное Киэром, случилось как раз в ту минуту, когда ее охватило непреодолимое желание произнести заговор о прикрытии. Должно быть, затруднительное положение, в которое попал Ивейн, придало ей смелости, и она решилась взять посох жреца, с его помощью умоляя о спасении возлюбленного.
Оторвавшись от своих мыслей, Анья снова вернулась к действительности, когда Ивейн направил корабль их беседы в менее опасные воды:
– Сегодня утром ты дал нам понять, что не намерен навсегда поселиться в этой пещере. Куда ты собираешься направить свой путь? Есть у тебя где-нибудь родственники? Или ты намереваешься просить о помощи у господина Трокенхольта – твоего господина?
Синие, как сапфиры, глаза затянули в глубину голубых, мягко, но настойчиво ожидая ответа.
Киэр набрал в грудь побольше воздуха. Больше всего на свете ему хотелось бы пойти вместе с Ивейном, но тот ни словом не обмолвился, что возьмет его с собой в путешествие, и Киэр понял, что пора без утайки рассказать обо всем. По крайней мере, о главном. Это было не так трудно сделать, поскольку он доверял своим спутникам. Мальчик только надеялся, что они не сочтут его замыслы всего лишь глупыми мечтами ребенка – как несомненно поступил бы его доблестный, но начисто лишенный воображения отец.
– Моя мать происходит из лэтов. Она родилась здесь, в Гвилле, и от своего отца слышала легенды о человеке, живущем в горах Талакарна. Она пересказывала эти истории мне: как человек этот спас мальчика, у которого никого не осталось из близких, как у меня. Он спас этого мальчика и его сестренку тоже.
Киэр не уловил противоречивости своих слов, что у мальчика, имевшего сестренку, якобы не осталось никого ю близких. Анья заметила, но понимая, что это задело бы его самолюбие, сдержала улыбку. При первых же словах мальчугана воспоминания ожили в душе Ивейна, и он весь обратился в слух.
