Ромка до синевы в пальцах стиснул трубку, захлебнувшись воздухом от обрушившейся на него новости. Так значит он все эти годы набирал правильный номер, а чёртова старуха его бессовестно обманывала! Старая ведьма, гнусная тварь, будь она проклята…
– Послушайте, – вскричал он умоляющим тоном, – но, может быть, я могу с ней как-то связаться… написать письмо или…
– Её нового адреса я вам не дам, – отрубила бабушка, – даже не заикайтесь. Ни к чему это. У девочки начинается совсем другая жизнь.
– Пожалуйста… пожалуйста… ну пожалуйста! – задыхаясь, воскликнул он.
Но в трубке уже пиликали безжалостные короткие гудки.
Часть 2
«Хэллоу, Америка!
С другого берега
Ты раем кажешься
И выглядишь о’кей!»
(песня из фильма «На Дерибасовской хорошая погода, или На Брайтон-Бич опять идут дожди»)
Портленд, штат Орегон, США
1997 год
До переезда Вере казалось, что Америка – это отдельная планета, с совершенно другими, принципиально отличными от русских людьми и образом жизни. Однако всё оказалось не так страшно. Да, жить стало не в пример комфортнее и приятнее, чем в постсоветской России, ну и в первые месяцы пришлось поднапрячься, чтобы преодолеть языковой барьер. Но, в целом, привыкание у всех членов семьи произошло довольно быстро.
Сразу же бросалось в глаза то, что многочисленные мифы русских об американцах не имеют ничего общего с действительностью.
Раньше, к примеру, Вера была уверена, что у всех людей в США, без исключения, должны быть белые зубы. Оказалось же, что ослепительные улыбки доступны лишь тем, кто принадлежит к социальному классу «выше среднего». А средний класс растил детей, выплачивал ипотечные кредиты и не заморачивался на искусственной белизне зубов, предпочитая естественный оттенок. Правда, регулярный поход к дантисту и профилактический осмотр здесь считался обязательной и привычной вещью, в отличие от России, где к стоматологам до сих пор обращались лишь в случаях острой нестерпимой боли.
Мифом оказалось и то, что даже безработные могут вести в США безбедную жизнь на одно лишь пособие. С голоду, конечно, никто не умирал, но и о поездках в Диснейленд или об отпуске в Майами можно было смело забыть.
Чернокожие оказались вовсе не несчастными и забитыми. Наоборот, практически все встреченные здесь Верой за два года афроамериканцы вели себя вызывающе, как хозяева жизни, явно специально нарываясь на скандал. Один неосторожный взгляд случайного прохожего – и чернокожий принимался бушевать, подпрыгивая на месте, как заведённый, и визжать:
– Что ты пялишься? Нет, чего ты на меня уставился, я тебя спрашиваю? Эй, чувак, у тебя какие-то проблемы? Тебя парит то, что я чёрный? Нет, скажи мне откровенно, у тебя какие-то неудобства из-за цвета моей кожи? Слушай, парень, чего ты зыришь?
Несколько раз понаблюдав за подобными стычками, Вера перестала даже смотреть в сторону афроамериканцев: втянув голову в плечи, она тихонько прошмыгивала мимо.
Она уже знала, что в восьмидесятых в Портленде был пик движения скинхедов. Их группировки плодились, как грибы после осеннего дождя. В 1988 году скинхедами был убит эфиопский студент, и в ответ на это убийство поднялась волна народных протестов. Градус расовой нетерпимости благодаря всем этим мероприятиям удалось ощутимо снизить, и город стал считаться вполне толерантным. Именно этим и пользовались чернокожие: никто больше не хотел с ними всерьёз связываться, чтобы не нарваться на неприятности.
Ещё одна из вещей, которая удивила Веру в Америке, – это повальное неумение здешних хозяек готовить. То есть готовить-то они умели, но для русских женщин, наверное, такая готовка показалась бы надругательством над священным кухонным алтарём. Самое смешное, что кухни американок буквально ломились от всевозможной полезной утвари; баночки с приправами и специями выстраивались в несколько рядов; от обилия ярких этикеток на коробках разбегались глаза… И что в итоге? Вершиной кулинарного мастерства считалось мясо с картошкой или запечённая индейка. Домашние «гамбургеры» представляли из себя просто фарш на булочке, без соли и приправ: если не положить на него помидор, салат и ломтик бекона – то есть это в чистом виде было практически невозможно. Огромной популярностью здесь пользовалось блюдо под названием meat loaf – мясной рулет, напоминающий Вере просто огромную котлету. Знаменитые американские пироги – паи – не шли ни в какое сравнение с пирогами русских бабушек. Готовились они с минимумом сахара: мука, вода и крахмал, а также фрукты для начинки (яблочные были особенно популярны, а в День Благодарения вся страна лакомилась пирогом с тыквой). У Веры от этих паев непременно начиналась изжога. Мачеха их тоже терпеть не могла, презрительно называя пищей бедных переселенцев, с коими себя, конечно же, даже в мыслях не ассоциировала.
Вся Америка сидела на сухих завтраках – хлопьях, мюсли и снеках, реже по утрам готовили яичницу и ели бутерброды с жирнющим арахисовым маслом. Помешанность американцев на мексиканских, итальянских, китайских и индийских блюдах объяснялась просто: в их родной кухне не было ровным счётом ничего выдающегося.
Впрочем, умение женщины готовить в Штатах вовсе не являлось основным критерием при выборе спутницы жизни. Благо что ресторанов имелось предостаточно, и можно было найти местечко на любой вкус и кошелёк. Это в России каждый поход в ресторан был для женщин событием – они готовились загодя и наряжались так же трепетно, как Наташа Ростова на свой первый бал. А здесь всё было просто: ты проголодался, зашёл в ресторан, спокойно поел и ушёл.
В первые же летние каникулы Вера устроилась приходящим бэби-ситтером в одну из местных семей. Несмотря на то что папе в университете назначили хорошую зарплату, денег на первых порах катастрофически не хватало, начинали обустраиваться практически с нуля. Было стыдно клянчить у отца на карманные расходы, поэтому Вера твёрдо решила зарабатывать на свои немудрёные развлечения сама.
Те месяцы, проведённые в типичной американской семье, стали для неё настоящей школой жизни. Она сразу же свободнее заговорила на американском английском – в русской школе им преподавали классический British English, и потому поначалу Вера не понимала и половины того, что говорят вокруг, несмотря на круглые пятёрки по английскому в прошлом. Сперва она страшно путалась, тушевалась, не знала, как лучше сказать. Квартира – flat или apartment? Багаж – luggage или baggage? Диван – sofa или couch, осень – autumn или fall, каникулы – holidays или vacations?
Веру поразило количество детей в американских семьях. Три ребёнка в России девяностых были скорее исключением, чем правилом; считалось, что это слишком много («Куда нарожала?!»). В Америке же наличие троих детей воспринималось делом привычным и естественным.
Удивило также то, что большинство детишек в возрасте трёх-четырёх лет всё ещё носит памперсы. Советские мамы и бабушки начинали приучать своих чад к горшку чуть ли не с девяти месяцев и страшно ругались на них, если после года случались «проколы». А здесь, похоже, никто не заморачивался с этим. Хотя, конечно, младенцы в памперсах были Вере куда симпатичнее, чем младенцы без оных, которых добрые мамочки на прогулках заставляли писать прямо под деревом или кустом.
