Оглянувшись, он заметил, что бессознательно пришел к дворцу Дезанж и очутился перед высокими воротами, тонкий железный переплет которых пропускал длинные полосы света, падавшие из открытых окон и отражавшиеся на дворе.
У ворот дремал в своей будке старый привратник.
Жюльен открыл маленькую боковую калитку и прошел к двери. Дворецкий, часто видевший его в последние месяцы, сказал вместо приветствия:
– Графиня находится в белой гостиной.
Он сделал жест рукой, как бы приглашая его войти. Жюльен последовал за ним машинально, словно в состоянии какого-то умственного отупения и физической усталости, явившейся результатом страшного возбуждения и сильнейшего приступа гнева. Он увидел луч мягкого света и услышал свое имя, произнесенное вполголоса. Идя дальше по гладкому, блестящему паркету, чтобы поздороваться с Сарой, он пристально посмотрел на Шарля Кэртона, который был партнером леди Дианы в бридж.
Кэртон точно почувствовал этот взгляд и тотчас же обратился к нему, раньше, чем это сделал кто-нибудь другой.
– Добрый вечер, Гиз! Вы пришли, чтобы позабыть в веселой беседе о гневе своего клиента, не так ли?
Жюльен увидел перед собой его тонкое, смуглое лицо, улыбку, открывающую великолепные зубы, и очертания гладко причесанной головы. С трудом проглотив комок, подкативший к горлу, он сказал своим обычным голосом:
– Вашей руке лучше, Кэртон?
– Движения еще немного затруднены, но это все.
Жюльен взглянул на Сару и горячо повторил в душе: «Это неправда!.. Это неправда!..»
Детская уверенность, что то, что красиво, должно быть так же хорошо во всех отношениях, мелькнула у него в мозгу и укрепила его. Ведь так трудно дурно думать о красоте, когда смотришь на нее. И Жюльен бессознательно услаждал свою утомленную душу и успокаивал ее, глядя на Сару и разговаривая с нею о пустяках. Он слушал ее, освободившись каким-то необъяснимым путем одним только фактом ее близости от всех своих огорчений, сомнений и злобы. Он испытывал величайшее удовлетворение и уверенность в своем счастье.
Они разговаривали о Вильяме, о его поврежденной лапке и о любви Коти к своим собакам.
Это все были простые вещи, лениво думал Жюльен, в них были ясность и простота.
– Какой у вас утомленный вид! – вдруг сказала Сара.
Она повернулась и подошла к дивану, стоявшему у стены. Жюльен последовал за ней, все еще ощущая мир в душе. Он закурил папироску, довольный, что мог смотреть на нее и слышать ее голос.
Сара тоже курила. Посмотрев на него в упор, она сказала:
– Вы знаете, я чувствую себя виноватой перед вами.
Он встрепенулся.
– Передо мной? Почему?
– А ваше сегодняшнее дело!
Она потупила глаза, и тень от ресниц легла на ее щеки.
– Я слышала вопрос Шарля и, кроме того, читала в газете.
– Знаю, – коротко отвечал Жюльен. – Это неприятно. Я намерен попытаться поправить дело.
– Вам бы не следовало приезжать сегодня, – тихо произнесла Сара.
– Вы недовольны, что я это сделал?
Его голос заставил ее взглянуть на него. Их глаза встретились.
– Вы недовольны? – повторил он.
– Нет, – сказала она с усилием. – Но я все-таки чувствую себя виноватой. Моя мать и другие упрекают меня за то, что я слишком часто отвлекаю вас от работы. Вы сами сказали это сегодня, только вы прибавили, что это не имеет значения. Но для меня это имеет значение, должно иметь!
– Это очень скучный предмет для разговора, во всяком случае, – возразил Жюльен, стараясь выказать беспечность, которой он не чувствовал. Ему пришли на память советы Колена. – Кто же те другие, которые так интересуются моим благополучием?
– О, моя мать… Адриен…
– Как раз Адриену приличествует осуждать такого случайного лентяя, как я!..
Партия в бридж кончилась, и послышались обычные замечания партнеров. Леди Диана выиграла и довольная подошла к Саре и Жюльену.
– Как вы думаете, музыка может уменьшить дикую алчность души? – спросила она и, не дожидаясь ответа, уселась за рояль.
Она играла действительно хорошо и с большим темпераментом. Сегодня она по какому-то капризу начала играть увертюру из оперы «Самсон и Далила». Это была некогда любимая опера Сары, как и многих других чувствительных людей. Сара никогда не могла слушать эту музыку без того, чтобы не почувствовать ускоренного биения сердца, и сегодня вечером она подействовала на нее еще сильнее после всех волнений, перенесенных ею в течение дня и пошатнувших ее самообладание.
Она сидела, устремив взор на свои руки, лежащие у нее на коленях. Жюльен Гиз, Шарль – оба показались ей как-то особенно близкими, и так как она это чувствовала, то у нее явилось интуитивное сознание, что они тоже это чувствовали и страдали.
Жюльен смотрел на ее тонкие руки, вспоминая, как он держал их в своих руках. Быстро отвернувшись в сторону, он увидал горящие, устремленные на Сару глаза Шарля, который тотчас же отвел свой взгляд, как только почувствовал, что за ним следят.
Леди Диана продолжала играть, и рой безумных, страстных мыслей пронизывал мозг Жюльена. Музыка этой оперы выражала его любовь, и, без слов высказывая ее Саре, он вдруг понял, что в его чувство к ней примешалось нечто новое. До этого вечера он мог обожать ее, не требуя ничего взамен. Теперь же его душевный мир был нарушен, ревность вызвала у него менее идеальные, но более могущественные эмоции. Он внезапно почувствовал, что ее близость была для него невыносимой, что она не была божеством, обожаемым издали, а женщиной во плоти и крови.
Сара, точно повинуясь его взгляду, подняла глаза на него. Их взоры встретились, и она прочла в его глазах ту истину, которой раньше не замечала. Она испытала чисто физическое ощущение, заставившее ее отпрянуть, как будто он прикоснулся к ней. Он увидал под тонкой тканью ее платья, как вздымается ее грудь, и в тот же момент его безмолвный любовный призыв с непреодолимой силой, точно пламенем, охватил ее и завладел помимо ее воли.
«Я могла бы полюбить этого человека, да, я уже слишком много думаю о нем. Вот куда вело беспокойство, которое я ощущала. Это ответ», – сказала она себе и на мгновение испытала такое же необыкновенное чувство освобождения, какое испытывал Жюльен. Но затем действительность вступила в свои права и вернула ее к осознанию ее положения, а вместе с этим осознанием она почувствовала себя несколько пристыженной и подумала с удивлением: «Что я за женщина? Как я могу испытывать нечто подобное и так скоро?..»
Музыка кончилась. Леди Диана встала.
– Вы все имеете какой-то расстроенный вид, – заметила она, обводя их веселым, насмешливым взглядом. – Я вообще считаю, что оперу занимательнее смотреть, нежели слушать, и особенно интересно наблюдать слушателей, так как тут видишь человеческую натуру без прикрас. Это увлекательное занятие.
