Ознакомительная версия. Доступно 22 страниц из 106
Если же мой оклад будет чуть выше прожиточного минимума, то какой бы я свою жизнь через год не видел, в действительности она будет балансировать на уровне прожиточного минимума – с учетом инфляции.
Все разговоры о том, что все в наших руках, – любимая тема пустословов. Каким бы талантливым не был человек, на одном чистом воздухе он своего благосостояния не построит. Поэтому у любого менеджера в любой компании, даже с самой гибкой системой окладов-бонусов-вознаграждений, есть потолок, выше которого менеджер не прыгнет. Если здесь реально заработать тридцать тысяч в месяц, ты их при должном рвении и заработаешь. Но никак не пятьдесят и, тем более, не сто.
Поэтому какой я вижу свою жизнь через год? Да такой же. Главное, чтобы не было хуже. Не стоит сбрасывать со счетов финансовый кризис, который, между прочим, никто не ждал. Что я напишу в анкете? Да все что угодно: приобретение собственного жилья, создание семьи, начало своего дела, но только не правду. Люди не любят правду, я уже говорил.
В остальном собеседование – как собеседование. Дежурные вопросы, дежурные ответы. До чего же скучная, должно быть, у людей работа: собеседовать других людей. Да и вакансия соответствующая: менеджер по продаже сантехники. Спрашивается, набором каких уникальных знаний надо обладать, чтобы продавать унитазы и ванны?
Видимо, здесь считали иначе, потому что моя кандидатура не подошла. Я это сразу понял. Хоть мне и сказали, что позвонят. Пусть эти байки рассказывают своей бабушке. Лучше бы честно сказали: вы нам не подходите. Вы не сможете продавать унитазы, потому что это требует максимальной самоотдачи, а вы этого сделать не можете, не можете мобилизовать все свои духовные силы во благо фаянсовых друзей человека. Как-то так.
Между вторым и третьим собеседованием у меня было два часа свободного времени. Офисы обеих компаний находились не так далеко друг от друга, поэтому я решил не прибегать к услугам общественного транспорта, а не спеша прогуляться по улице. Ощущения от собеседования в офисе унитазного гегемона остались противоречивые. Появилось чувство голода.
Поэтому я зашел в первое попавшееся кафе и пообедал. Кафе оказалось недорогим, и я смог позволить себе и первое и второе блюда, и даже компот. Потом я заглянул в попавшийся на пути магазин старой книги и приобрел по дешевке томик Маяковского, издания конца семидесятых годов прошлого века.
Интересно, а Маяковский расписывал свою жизнь на год-два-три вперед? Интересно…
Может, когда сидел в Бутырке, и расписывал: через столько-то я отсижу столько-то, через столько-то меня, наконец, выпустят… Может быть, только вряд ли. Поэты не живут придуманным будущим, они это будущее громогласно призывают. Тем более, футуристы…
Третье собеседование почти не отложилось в памяти. Все происходило в точности так же, как и на первых двух. Может, анкета была чуть поменьше, чем на предыдущем, а вопросов чуть больше, чем на первом. Хотя спрашивали в основном то же самое. Единственный вопрос, который врезался в память:
– Вы делали когда-нибудь что-нибудь такое, о чем приходилось жалеть? Или что-нибудь такое, за что вас осуждали?
Не знаю, что подразумевалось под этим вопросом, какой смысл в него вкладывали и какой ждали ответ. Я не привык жалеть о содеянном, хотя уколы совести за некоторые поступки мне и приходилось испытывать. Но жалеть… Нет, это слишком мелко и глупо – ковыряться в прошлом. Накручивать себя из-за того, чего уже изменить нельзя. Тем более, наживать головную боль от чьего-то осуждения. Ошибаются все, а кто не ошибается – тот либо гнусный лицемер, либо, что вероятнее, остывший труп.
– Как только благоразумие говорит: «Не делай этого, это будет дурно истолковано», я всегда поступаю вопреки ему, – ответил я.
На меня вопросительно посмотрели.
– Это Ницше.
– И что вы хотели этим сказать?
– В сущности ничего. Я люблю рисковать. А когда рискуешь, мало задумываешься о последствиях. Возможно, в будущем о многом придется пожалеть, и уж осуждения избежать точно не получится. Только все это будет в будущем, а сейчас мне надо делать выбор и я его делаю. Поэтому вряд ли… Вряд ли я о чем-либо когда-либо жалел – я бы так сказал.
– Мы вас поняли.
Сомневаюсь. Сомневаюсь, что меня поняли или поняли Ницше. Но это неважно. Как ни странно, но на этом собеседовании я произвел благоприятное впечатление. Должность менеджера по продажам сервисной техники. Всяких уборочных машин и тому подобных агрегатов. Меня пригласили на стажировку. Я сказал, что должен еще подумать и только после этого смогу дать окончательный ответ. Мне сказали: всегда пожалуйста и дали визитку с контактным телефоном. Старик-Ницше не подвел. Никогда не подводил.
Домой к Стасу я вернулся под вечер, к тому времени он уже пришел с работы и пил пиво, слушая музыку на компьютере. Я спросил, как его дела.
– Отлично, – ответил он, – а у тебя?
Я рассказал ему про облом на филфаке.
– Ну, и не переживай. Восстановишься по специальности, ты ж юрист, тем более, или на следующий год поступишь на первый курс. Возьми лучше пива в холодильнике.
Я заглянул в холодильник. Там стояла пара бутылок пива, лежала кура-гриль и свежие овощи. Я достал одну бутылку и куру.
– А с работой как?
– Был сегодня на трех собеседованиях.
– Что предлагают?
– Работу предлагают.
– И как?
– Не очень.
Мы рассмеялись.
– Знаешь, по-моему, идеальной работы просто не существует в природе. Мне моя работа до кризиса еще более-менее нравилась: деньги, по крайней мере, были, а теперь что-то не очень: и денег мало стали платить, и начальство косо смотреть… Короче, как ни крути, а работа является хорошей только первые месяца три, ну, полгода – максимум. А потом она становится обычной работой. И это уже совсем другая песня. Пойдем – покурим?
– Пойдем.
И мы пошли на балкон, я на ходу открыл бутылку пива. День прошел – и слава богу, так, кажется, говорилось у классика при описании образа жизни Обломовки, служившей литературным эталоном русского поместья девятнадцатого века. В двадцать первом веке эта установка продолжала работать, что свидетельствовало лишь о ее универсальности. Видимо, в ней было заложено нечто большее, чем просто слова. День прошел – и слава богу. Нас ждали новые дни, новые песни и новые пляски в этом неспокойном мире.
Танец в шумах
Мелкие песчинки духа шумов. Шум гуляет повсюду. Днем и по ночам я слышу шумы, тысячи их отголосков и оттенков. Розовый, Коричневый, Белый. Где-то в глубине темных провалов мироздания плачут низвергнутые боги.
– Эй, человек!
Кто-то шевелится во мгле, силуэт неразличим. Стервятник бытия. Наши камни, пущенные в других, возвращаются к нам, они летят слепо: ударяя в тела, чресла, лица. Публичный дом затравленных паучих.
Ознакомительная версия. Доступно 22 страниц из 106
