У меня не было нормальной стрижки с тех пор, как я начал жить на воде. Если волосы нужно подстричь, то есть если они отрастают ниже плеч, я просто подстригаю кончики. Все. Сразу. И еще я бреюсь каждые несколько недель, неважно, нужно мне это или нет.
Я посмотрел на себя в зеркало. Выбеленные солнцем волосы ниже плеч. Кончики посеченные. Многодневная щетина. Неузнаваемый. Идеально.
Кейти подмела состриженные волосы и вынесла их в самодельной корзине для мусора из газетного листа. Она подняла ее над головой.
– Помощник официанта в Германии однажды украл мое нижнее белье и продал его онлайн за девять тысяч долларов. Если сохранишь это, сможешь продать их на eBay. Может быть, купишь еще одну лодку.
– Спасибо. Трех вполне достаточно.
– По моему опыту, мужчины с волосами, достаточно длинными, чтобы их собирать в «конский хвост», не заслуживают доверия.
Я кивнул.
– Правильная политика.
Глава 11
Около полуночи Кейти задула свою газовую лампу и закрыла дверь. Не сказав ни слова. Я сидел с блокнотом на коленях и слушал, как аллигаторы убаюкивают нас своим ревом.
На другое утро она проснулась и обнаружила меня сидящим там, где она оставила меня накануне. Кейти увидела мою кружку. Я ткнул пальцем:
– Кофе на печке. Немного староват, но крепкий. Это лучше, чем совсем без кофе.
Кейти потерла глаза и взяла кружку, висевшую на гвозде. Она бродила вокруг меня кругами, пока кофеин растворялся в ее крови. Всегда на безопасном расстоянии. Минуты шли. Я заметил, что она стоит на цыпочках, более беспокойная, чем обычно. После нескольких глотков она поставила кружку.
– О’кей, пожалуй, я не могу больше терпеть. – Кейти махнула рукой.
– Ох, простите. Идите за мной.
Я прошел пятьдесят ярдов через деревья до уборной. Открыл дверь и показал ей рулон туалетной бумаги, висящий на гвозде. Она скептически осмотрела строение, взвесила: войти или терпеть до бесконечности, потом медленно вошла и закрыла за собой дверь.
Я отошел шагов на десять, когда дверь скрипнула и раздался ее голос:
– Санди?
Она впервые назвала меня по имени.
– Да?
Кейти вышла на улицу и произнесла сквозь сжатые губы, ткнув пальцем:
– Таракан.
– Да, – кивнул я и открыл дверь пошире. На стены упал свет. Пятнадцать тараканов ползли по задней стене. Несколько побежали по деревянному полу. Один таракан высунул голову из-за сиденья туалета. Кейти скрипнула зубами.
– Другой вариант здесь есть?
– Разумеется. Любое место на острове, но если вам нужно сиденье… – Я ткнул пальцем.
Она посмотрела на белый стульчак, потом на тараканов на стене и два усика, двигавшихся словно «дворники», у края стульчака, сорвала рулон туалетной бумаги с гвоздя и ушла по тропинке, уходящей в глубь острова.
Вернувшись, Кейти села в дальнем конце крыльца, допила свой кофе, потом сходила в свою комнату и вернулась с моими ножницами в одной руке и полотенцем через плечо. Она встала позади своего кресла, слегка развернув его ко мне, откашлялась. Я отложил ручку. Кейти сказала:
– Я не часто предлагаю сделать что-либо для другого. Я привыкла к тому, что меня обслуживают. Я не прислуживаю. Это не в моем характере. – Она похлопала рукой по креслу.
Я покачал головой:
– Мне и так хорошо. Правда.
Она прикрыла глаза рукой от встающего солнца.
– Вы готовы услышать другое мнение?
Я постучал ручкой по блокноту.
– Спасибо, но…
Кейти отложила ножницы.
– Чем вы заняты, что пишете в этой книге?
– Записываю приливы. Улов. Температуру воды. Какой был клев. Выбор наживки. Направление ветра. Атмосферное давление. Я веду записи год за годом.
– Но вчера мы не ловили рыбу.
– И это я тоже записал.
– Можно мне посмотреть?
Я протянул ей блокнот.
– Вы мне не доверяете?
Она посмотрела на первую страницу.
– У вас самый красивый и аккуратный почерк, который мне доводилось видеть у мужчины, и он лучше почерка большинства знакомых мне женщин. Почерк, как у Джона Адамса или Томаса Джефферсона.
– Я практиковался.
– Это видно. – Кейти вернула мне блокнот, не прочитав его. Я начал понимать, что ей нравится задавать неожиданные вопросы, чтобы застать меня врасплох. И оценить мою мгновенную реакцию. Ее следующий вопрос был как раз таким.
– Я могу доверять тебе?
– Вы можете верить, что сказанное мною вам – правда.
– А как насчет того, чего ты мне не говоришь?
– Вас это волнует?
Она отвернулась от меня, скрестила руки на груди и заговорила, глядя вдаль:
– Когда я только начинала, я подписала несколько контрактов, не прочитав того, что было написано мелким шрифтом. Я просто была счастлива очутиться перед камерой. Как оказалось, продюсеры тоже были счастливы, вот только сниматься я должна была практически без одежды. – Кейти пожала плечами. – Теперь или, вернее, до недавнего времени я умела говорить: «Укажите степень обнаженности». И это помогло мне избежать многих неудобных моментов. Я понимаю, как это должно звучать. Ты, возможно, видел мои фильмы и думаешь: «Но я видел, как вы снимаете одежду и разгуливаете по экрану в чем мать родила…»
Я поднял руку, останавливая ее.
– Я не был в кино более десяти лет, и я не могу сказать наверняка, видел ли я хотя бы один ваш фильм.
После паузы она сказала только:
– В самом деле?
– Ничего личного. У меня нет телевизора, поэтому…
Кейти поджала губы, ее верхняя губа выдавалась над нижней. Одна бровь взлетела вверх, она что-то подсчитывала.
– Так вот, возвращаясь к вопросу о доверии…
– Это ваше право.
– Значит, мне не следует доверять тебе дальше той точки, в которой мы сейчас?
– А в какой мы «точке»?
– Неловкости больше нет.
Я почесал бороду.
– Возможно, вы правы.
Она покачала головой.
– То есть, ты говоришь, что ты нехороший человек и я не могу тебе доверять. – Ее голова слегка наклонилась к плечу. Она меня проверяла. – Ты хочешь, чтобы я думала именно так?
– По моему опыту, доверие возникает со временем, а его у нас было немного. Поэтому давайте…
Она мотнула головой.
