Ознакомительная версия. Доступно 26 страниц из 126
Тикали минуты, альпинисты осторожно, дюйм за дюймом маневрировали, занимая нужную позицию, и морозное молчание нарушали только судорожные вдохи и приглушенные восклицания. Они взгромоздились друг на друга, ботинки Ульриха врезались Гертруде в плечи, Ульрих тянулся вверх – и не мог найти опору для рук. Стиснув зубы, Гертруда тянулась во все свои пять футов пять с половиной дюймов, чтобы выдать ему еще полтора дюйма. И эта добавочная доля высоты позволила Ульриху найти едва заметную выбоину, собрать все свои недюжинные силы и медленно начать подниматься на кончиках пальцев. Это было единственное доступное ему движение, но не во что было упереться ногами, чтобы помочь подъему, и это обстоятельство могло оказаться фатальным. Гертруда, молча страдая, поняла, что сейчас произойдет. И когда Ульрих снял ногу с ее плеча, она подняла руку, вытянула вверх и подставила ему под ботинок. Гертруда писала: «Он закричал: “Так ненадежно! Если шевельнетесь, мы все погибли!” А я ответила: нормально, я так неделю простою».
С предельной осторожностью Ульрих выбрался на безопасный карниз, и настала очередь Гертруды. Последняя в связке, теперь перешедшая на второе место, она должна была подняться сама: веревка шла мимо, от Ульриха к Генриху. Но за нее можно было держаться, и напряжением всех сил Гертруда преодолела эти девять футов, выбравшись на полку к Ульриху. Теперь то же самое следовало проделать Генриху, на двух веревках, но еще на пять футов ниже. Он не справился. «На самом деле, я думаю, он потерял храбрость. Как бы там ни было, но он заявил, что подняться не может… и ничего мы не могли сделать, кроме как оставить его».
Они разобрали веревки. Генрих привязал себя к стене и мрачно ждал их возвращения. Ульрих и Гертруда пошли через следующую плиту, но всего за несколько футов до верха застряли и не могли двинуться дальше. Ульрих, мрачный, как грозовая туча, спустился мимо Гертруды и сказал ей, что надо будет спуститься ниже и попробовать снова. Они были теперь на стороне, противоположной той, где остался ждать Генрих. Осторожно перейдя над пропастью, они подошли к камину. Здесь Гертруда расклинилась в нем как можно плотнее, а Ульрих забрался вверх с ее плеч. И вдруг оказалось, что дело сделано – они вышли на вершину Малого Энгельхорна. Еще одна проблема возникла, когда мокрая веревка застряла между камнями, и Ульриху пришлось возвращаться по камину вверх, чтобы ее высвободить. Дважды она застревала, и дважды он поднимался обратно. Наконец он бросил веревку Гертруде и спустился без нее. Когда вернулись к Генриху, пришлось выполнить некоторые сложные работы с веревкой, но все же удалось спуститься к подножию контрфорса, где началось серьезное лазание. Оглядываясь назад на четыре часа самого трудного восхождения, которое только возможно, Гертруда сама не верила, что столько выдержала за такое короткое время.
С онемевшими от утреннего холода пальцами кто угодно решил бы, что на сегодня хватит. Но Гертруда решила взойти на самый высокий пик, на Урбахталер Энгельхорн, а значит, она туда взойдет. Генрих вроде бы присоединился к ним под давлением: он, вероятно, рассчитывал к ночи быть дома, да и то, что Гертруда лучше его держалась над пропастью, вряд ли было ему приятно. Они втроем перекусили и потом, обходя Малый Энгельхорн, пошли к вершине по тропе серн. «Это оказалось совсем просто – но раньше никто этого не делал», – отметила Гертруда.
К семи вечера снова спустились к подножию скал. Было слишком темно, чтобы возвращаться в долину, так что решили заночевать в известной проводникам пастушьей хижине. Для Гертруды это была идиллия, невинный и очаровательный опыт. Шале, приткнувшееся на склоне горы, окружали шумящие водопады. Внутри находились трое молчаливых морщинистых пастухов, делящих пространство с семейством крупных свиней. Горел огонь, пришедших угостили молоком и хлебом такими вкусными, каких Гертруда никогда еще не ела. Потом она залезла на сеновал, завернулась в одеяло и сено и проспала восемь часов, пока ее не разбудило хрюканье свиней. Просто даже не хотелось уходить, пока она смотрела на возвращение стада коз, где-то пасшегося всю ночь. В семь тридцать они с Ульрихом двинулись по горной тропе – Генрих на рассвете исчез – и разговаривали с той близостью, какую создают совместно пережитые опасности. В деревне Интеркирхен Ульрих привел ее к себе домой и представил семидесятилетнему отцу. «Дом совершенно очаровательный, – писала она, – старое деревянное шале, построенное в 1749 году, с низкими потолками и длинным рядом окон в муслиновых занавесках и горшках герани. И нигде ни пятнышка».
Их посадили есть. Аппетит у Гертруды был невероятный: она поглощала хлеб, сыр, черничное варенье и яйца. Никогда у нее не выдавалось более прекрасных дней в Альпах, писала она Хью и Флоренс. «Как вы думаете, что у нас набралось за две недели? Два старых пика. Семь новых – один первого класса, из прочих четыре очень хороших. Траверс Энгельхорна, тоже новый и первого класса. Не так-то плохо!»
А потом, когда закончились эти две недели, было возвращение в Редкар и осенний дождь, собрание матерей, изложение приключений с иллюстрациями в волшебном фонаре для домохозяек Кларенса.
Гертруда вернулась в Швейцарию в 1902-м, чтобы напомнить Ульриху о его обещании – отвести ее на Финстерархорн. Выяснилось, что ее слава возросла еще больше. К ее большому удовольствию, проводник в поезде спросил, не та ли она мисс Белл, что поднималась в прошлом году на Энгельхорн. Сейчас в гостинице в Розенлау у нее нашлась соперница, причем такая, что обострила ее амбиции. Гертруда писала:
«Здесь есть другая альпинистка, фройляйн Кунтце – альпинистка очень хорошая, но она не слишком мне обрадовалась, поскольку я лишила ее Ульриха Фюрера, с которым она лазила. С ней еще один немец, известный альпинист из Берна, и мы с ними сидели и разговаривали сегодня, когда они пришли… кое-что они на Энгельхорне сделали, но лучшее еще только предстоит».
Этим «лучшим, которое только предстоит» был Финстерархорн. Гертруда так настроилась на его покорение, что первую из «невозможностей», на которые они по решению Ульриха должны были идти вместе, траверс Лаутерархорн – Шрекхорн, восприняла спокойно. Это восхождение наметили первым. 24 июля они поднялись на высокий гребень, когда – с некоторой степенью комизма – столкнулись лицом к лицу с блестящей фройляйн Хеленой Кунтце, которая также собралась поставить на вершине собственный тур и внести свое имя в книгу рекордов. Видимо, между двумя дамами произошла язвительная беседа, в результате которой лавры достались Гертруде. Веселая и злая, она первое восхождение прошла без особой трудности, сама тому удивившись. Согласно «Элпайн Джорнал», это было самое технически важное ее восхождение.
Теперь Гертруда воистину заработала право на попытку подняться на Финстерархорн, самую высокую вершину Оберланда. Первое восхождение туда случилось в 1812-м, но по северо-восточной стене еще никто не поднимался, и именно этот новый и трудный маршрут они с Ульрихом тщательно разрабатывали два года. Эта злонравная и острая как клинок гора возносится над хребтом на 14 022 фута, и ее величественная вершина видна со ста миль. Одинокая, далекая от цивилизации, она печально известна плохой погодой и частыми лавинами. И даже опытные альпинисты уклонялись от той задачи, которую поставили перед собой эта тридцатипятилетняя женщина и ее проводник. Гертруде предстояла самая опасная горная экспедиция за всю карьеру. В последующие двадцать пять лет это будет считаться одной из величайших экспедиций в истории альпинизма.
Ознакомительная версия. Доступно 26 страниц из 126
