Ознакомительная версия. Доступно 12 страниц из 60
Листочки никак не хотели распрямляться. Неправильные листочки, не деловые. От руки написанные. Ей адресованные. На первой странице началось: «Татьяна! Я больше не могу молчать! До каких пор вы будете лгать и измываться над человеком, который давно уже не хочет жить с вами…»
Время остановилось. Спешить вроде стало некуда. И некому. Потому что пораженный молнией человек обычно никуда уже не торопится. Даже если остается как бы в живых.
Суть длинного обвинительного письма сводилась к следующему: муж Олег уже давно (больше года) любит и любим. Жену, которая давно уже и не жена, а так… соседка по жилплощади, он не оставляет только потому, что та якобы тяжело больна и вот-вот покинет этот мир. И по-настоящему любящая женщина (отправительница письма) сначала сочувствовала своему любимому Олегу и даже жалела его так называемую жену. Но потом она решила проверить и теперь точно знает, что ничем она, симулянтка, не больна. Просто обманывала хорошего доброго человека, чтобы любой ценой удержать его возле себя. Теперь же пусть не надеется. Во-первых, информация о полном здоровье лгуньи-жены сегодня же будет в руках мужа. Во-вторых, как бы она, Татьяна, ни сопротивлялась разводу, он все-таки состоится, хотя бы потому, что подлость и ложь должны быть наказаны, а любящие сердца неминуемо соединятся. Отстаивающая справедливость женщина, назвавшаяся Габриэлой, приводила такие факты, что сомнений не оставалось: муж действительно интимно знаком и близок с ней.
Одно не могла понять Татьяна (вообще, надо сказать, ставшая соображать совсем худо): при чем здесь ее болезни, которых не было никогда? Она с детства патологически здорова. И никогда ни на что не жаловалась, потому что не на что было! И жить она собиралась долго-долго. Гены такие у нее редкие – до сих пор прабабушка жива, которой 104 года. А 80-летняя бабушка преподает в университете и всю кафедру держит в страхе. Татьяна и собиралась прожить примерно 105–110 лет. Бок о бок с любимым супругом Олегом, который тоже отличался отменным здоровьем.
Ей хотелось скорей броситься в объятия мужа, показать ему весь этот ужас и вместе посмеяться над сумасшедшей дурой, вознамерившейся внести разлад в то, что не может быть разрушено. И при этом она понимала: не утешит. Все было: Габриэла, уверения в пылкой любви, ежедневное вранье в семье. Ведь много происходило за последний год странностей, которые она почему-то не принимала во внимание. Давно можно было догадаться. По целой куче мелочей. А теперь все совпало.
Вернувшийся муж поначалу все отрицал, ссылаясь на паранойю Габриэлы, оказавшейся к тому же Наташей. Да, познакомился, когда вел семинар, да, видел пару раз. Да, помог провинциалке устроиться на работу. Мало ли что она возомнила! Верить бескрайнему возмущению супруга хотелось, но не верилось. Несмотря на утешающие объятия надежных мужских рук. Слишком много соответствующих действительности фактов содержалось в письме. Вплоть до деталей интерьера их квартиры, оттенков и фактуры постельного белья и перечисления Татьяниной косметики в ванной (Габриэла упрекала ее в расточительности, а стало быть, материальной заинтересованности мужниными деньгами, который тот зарабатывает, не щадя себя).
Под гнетом улик муж сознался. Даже раскрыл причины, толкнувшие его на связь с этой… Габриэлой, прости господи. Он хотел почувствовать биение жизни. Его заел быт. Он же не старик, в самом деле. Ему просто хотелось небольших перемен. И он не виноват, что эта… такая дура. Ну да, сказал, что жена больна, чтоб отвязалась. Не разводиться же, в самом деле, из-за такой… Не надо было, конечно, водить в дом. А номер домашнего телефона он не давал. Просто как-то позвонил с него той на мобильник, не ожидал, что сохранит и воспользуется. Вот чувствовал в последнее время, что завязывать пора, да не успел.
Каждая из нас со стороны может дать отличный совет. Ведь если разумно подойти, всякое бывает.
Но существует некая сила, заставляющая нас в собственной реальной ситуации поступать так, а не иначе, буквально предписывающая единственно возможный вариант поведения.
Татьяна просто не смогла больше видеть своего мужа. Тут дело совсем не в гордости или в принципе. Ее здоровый образцовый организм странно реагировал на самого дорогого ей человека: начиналась неудержимая рвота. Уже и ум так и сяк подсказывал, что надо бы смириться, уже и сердце признавалось, что любовь все еще жива. А желудок скручивался до судорог, как от самой последней тухлятины. Ей просто ничего не оставалось, как расстаться окончательно и бесповоротно. Собраться с силами. Выстоять. Продолжать жить. И даже со временем находить в жизни радость и надежду.
Что до остальных участников драмы – все развивалось по банальному сценарию. Габриэле, конечно, никакой Олег не достался, причем она до сих пор (а прошло уже 3 года) не понимает, почему. Во всем винит стерву-жену. Но с обстоятельствами неудавшейся любви смирилась и разрабатывает другой (подобный предыдущему) вариант, только с большей осторожностью и терпением.
Муж тоже во всем винит бывшую жену. Ее максимализм, непонимание, жестокость даже. Правда, сейчас рядом с ним вполне понимающая подруга, с которой он скоро свяжет свою жизнь официально.
Прав был Сомерсет Моэм, заметив, что никого мы так не ненавидим, как тех, кому причинили зло.
Татьяна – объект и жертва ненависти тех, кто выставил ее доверие, любовь, нежность на поругание.
Могло ли быть по-иному в ее случае? Возможно, если бы она была внутренне готова и к такому повороту событий. Если бы она внимательней пригляделась и поверила самой себе. Если бы она изначально отдавала себе отчет, что ее мысли об Олеге – далеко не сам Олег. Тогда бы и организм реагировал не столь категорично. И здравого смысла бы хватило, и терпения.
А вот еще ситуация. Ирина и Евгений. По всем параметрам удачный союз, скрепленный временем. Сыграли серебряную свадьбу. Взрослый сын. Красивые – загляденье. Многого в жизни добились общими усилиями.
Ирина до сих пор не понимает, что заставило ее в то утро прочитать эсэмэску у мужа на мобильном телефоне. За все годы совместной жизни она ни разу никоим образом не вторгалась в его личный мир. А тут – муж крепко спал после ночного дежурства (две тяжелейшие операции за ночь!), телефон валялся на кухне, она убирала остатки завтрака. Мобильник завибрировал, затрубил, зажужжал. Она испугалась, что муж проснется, хотя спальня их совсем в другом конце квартиры. Схватила аппарат, нажала кнопку, увидела сообщение по-немецки, но с русского мобильного отправленное. Муж ее свободно владеет несколькими языками. Она же – только английским. Что-то кольнуло ее в сердце. Какое-то несоответствие: русский номер, немецкий текст. Что-то заставило взять с полки немецко-русский словарь и дрожащими пальцами листать странички, отыскивая значения слов, каждое из которых приводило ее в смертный ужас. Текст проявился примерно такой: «Как ты добрался домой после безумств нашей сегодняшней ночи? Я не слышала, как ты ушел. Я тебя хочу и знаю, что ты тоже. Целую».
Ира потом посмотрела: сообщений, подобных этому, была целая куча. Переводить уже не требовалось. Везде «хочу», везде «целую». Весело. Лихо. Задорно. Что-то уже около полугода. И правда: в последние полгода он загрузил себя работой сверх всякой меры. Дежурство за дежурством. Операция за операцией. Усталость нечеловеческая. Раньше хоть на выходные выбирались за город или за рубеж сменить обстановку хоть на пару дней, а тут совсем перестало получаться.
Ознакомительная версия. Доступно 12 страниц из 60
