Лампы дневного света резали усталые глаза Виктора, но он, прикрыв их, и не думал уходить. Во-первых, уехать было не на чем, поскольку директор, в кои-то веки отправился домой, в городскую квартиру. А главное — он хотел дождаться момента, когда Света очнется. И соображал, как бы отвертеться от заведения уголовного дела в местной прокуратуре.
Идея поехать следом за увезенной девочкой в больницу оказалась удачной, можно сказать, спасительной — крови нужной группы не хватало. И тут — о чудо! — у Виктора оказалась подходящая. Не сказать, чтобы он был в большом восторге, но покорно отправился следом за медсестрой в процедурную, где ему воткнули в руку иглу, и алая струя потекла по пластиковой трубке, суля жизнь самоубийце.
Успели они вовремя, во всяком случае, до клинической смерти дело все-таки не дошло, хотя немалую роль сыграла в этом полная неосведомленность Светы о способах самоубийства — иными словами, вены она порезала поперек, а не вдоль, тем самым замедлив процесс потери крови и облегчив работу реаниматологов. Сейчас девочка мирно спала в палате под капельницей, получив солидную дозу успокоительного. Врач, лысоватый мужчина лет сорока, отказывался прямо отвечать на вопрос, когда с ней можно будет поговорить, ограничиваясь уклончивым «не раньше утра».
До этого неопределенного времени оставалось уже недолго, и Виктор намеревался никуда не уходить до разговора с неудавшейся самоубийцей. Тем более что всю ночь продремал полулежа на неудобной, жесткой банкетке в коридоре, привалившись к стене.
На самом деле «мангуста» тревожило не только состояние Светы. Неожиданно найденный Филимонов тоже был помещен в реанимационное отделение, но в его судьбе, по понятным причинам, большее участие принимали Никита и остальные ребята, в тот момент их командиру было не до него. Прогноз был благоприятный, хотя уже поднимался вопрос о том, что если психическое состояние пациента, вызванное длительным переохлаждением и общим шоком, не нормализуется, то по завершении лечения его придется перевести в специализированную клинику для узкоспециальной терапии. Иными словами, найденного фээсбэшника собирались упечь в психушку, и возможности допросить его, кажется, не предвиделось, во всяком случае, в ближайшее время.
Еще по поводу происходящего предстояло объясняться с высочайшим начальством, и на сей раз, увы, не с благодушным Сторожевским, а с ребятами посерьезнее. Телефонный звонок в Контору Виктор решил отложить до разговора со Светой, чтобы охватить разом оба аспекта происходящего.
Что же до самого происходящего… у Кононова имелись версии, но уставший мозг отказывался работать, да и что толку гадать, когда через пару, максимум тройку, часов можно будет узнать истинное положение дел.
Видимо, он снова задремал, потому что появившийся из ординаторской хирург застал его врасплох. Лицо показалось совсем незнакомым, и только спустя пару секунд Виктор сообразил, что, должно быть, уже восемь утра и пришла новая смена.
— Кононов Виктор Николаевич? — уточнил на всякий случай врач.
«Мангуст» хмуро кивнул.
— Как Самойлова? — поинтересовался он.
— Состояние стабильное, насколько я понял. И вы сможете с ней поговорить, но не слишком усердствуйте. Сейчас обход, ее переведут в терапию, а потом вы сможете зайти. Только наденьте халат.
Света лежала на самой обыкновенной больничной койке на колесиках и выглядела совсем плохо. Но все равно куда лучше, чем вчера, когда Виктор отыскал ее со вскрытыми венами. «Мангуст» думал, как бы потактичней перейти к делу, но оказалось, что он волновался напрасно. При виде его больная явно оживилась и немедленно заговорила:
— Виктор Николаевич! Как вы меня спасли?
— Пришел вовремя, — буркнул Кононов. Ты мне лучше объясни, зачем вены вскрыла? И главное, что все-таки, черт подери, творится в детском доме? Теперь я почти уверен, ты прекрасно знаешь, в чем тут дело. Я-то думал, тебя Филимонов накрутил, а он, оказывается, тоже жертва…
— Это из-за него я решила вам все рассказать, — неожиданно заявила больная. — Он хороший человек, ни в чем не виноват, а они на него напали. И убили, наверное.
— Не сумели, — мягко возразил Виктор. — Мои люди нашли его живым, он здесь, в этой же больнице. Только не совсем в себе. — Света искренне обрадовалась и с облегчением вздохнула. — Но это не меняет дела, а потому тебе следует как можно скорее объяснить мне, что происходит, чтобы я помог вам разобраться с виновниками.
— Я знаю, вы пришли нас спасти, — торжественно заявила девочка. — Я сразу поняла, и меня вы уже спасли. Но виновата во всем я, наверное. Это ведь мы с Андреем придумали игру.
— Игру? — непонимающе сдвинул брови «мангуст». — То, что я видел вчера, пока тебя не побежал искать, — это и есть ваша игра?
— Да, — совсем тихо проговорила Света. — И к нам никто сначала серьезно не относился… А началось все, наверное, с моей сильной-сильной обиды…
Сетка кровати жалобно скрипнула, когда на нее опустились трое здоровых мужчин, так как единственным стулом завладел полноправный хозяин комнаты — Виктор. Никита тщетно пытался устроиться поудобнее, но осознав, насколько это бесполезно, предпочел подняться на ноги и постоять.
Кононов терпеливо ждал, пока его подчиненные усядутся. И именно от этого его каменного спокойствия, за которым, несомненно, крылось что-то совсем другое, Никите стало не по себе. Во всяком случае, меньше всего командир «мангустов» напоминал сейчас человека, только что раскрывшего трудное дело и радующегося по этому поводу. Ну что еще тут может быть?
— Угомонились? — негромко поинтересовался Виктор. Остальные с большим или меньшим успехом попытались сидя изобразить стойку «смирно». — Сначала доложите о состоянии Филимонова. И Самойловой тоже, хотя с ней, насколько я понимаю, все должно быть в порядке.
— Физическое состояние Филимонова стабильное, — бодро отрапортовал Стас. — Он все еще находится под воздействием успокоительных средств, поэтому о психическом состоянии, если верить врачам, говорить рано.
— То есть ситуация без изменений, — подытожил командир «мангустов». — Ясно.
— Виктор Николаевич, — встрял Гена. — Вы не объясните нам, что же все-таки произошло в детском доме? Я пока ничего не понял. И что мы будем делать? Дело-то раскрыто. Наверное, вы уже доложили куда следует?
Кононов выразительно посмотрел на подчиненного, и тот сразу сник. Никита невольно порадовался, что не он проявил нетерпение.
— Если бы меня не прерывали каждые пять секунд, — сварливо заметил Виктор, — то я бы уже все объяснил. — Он выдержал паузу и продолжил, как показалось Царевскому, довольно неохотно: — Итак, ситуация, если изложить ее вкратце, такова. Точнее, вот голые факты. Самые забитые ребятишки в этом детдоме объединились и придумали замечательную игру, или, скорее, ритуал. Они выбрали скульптурную группу в центральной аллее и назвали ее «защитники справедливости». Ребята ей поклонялись, приносили немудреные дары и просили защищать их от обидчиков. Первым пострадал самый старший и самый… непростой, скажем так, мальчик. Вторым — воспитатель, который приставал к мальчикам и поощрял установленную погибшим Федей систему дедовщины, если так можно выразиться в применении к детдому. Третьим — мальчик, метивший на Федино место. Он и послужил оружием для устранения преподавателя. Филимонову почудилось нечто подозрительное в таком количестве смертей, и он принялся выяснять, что же в действительности происходит. С известным результатом — пропал, а на самом деле провалился в лесу в блиндаж, где едва не умер и совершенно спятил. Тут был один тонкий момент — его любили дети, если слово «любовь» можно употребить по отношению к детдомовцам. И девочка Света наконец догадалась, что их игра не так уж хороша, и испугалась. Тут ей подвернулся я. И она попыталась мне все рассказать.
