Ознакомительная версия. Доступно 18 страниц из 87
В 7 классе мы увлеклись химическими опытами, а в качестве химической лаборатории выбрали юго-восточную башню монастыря. Через эту многострадальную башню прошел, наверное, весь ассортимент магазина химтоваров, который располагался на Никольской улице (тогда 25-летия Октября). Периодически над башней поднимались клубы то белого, то фиолетового, то зеленоватого дыма. И, что интересно, никто нам не мешал заниматься там «подрывными работами» — в худшем случае, какая-нибудь проходящая мимо бабуля начинала чистить «фулюганов».
Сейчас бы, полагаю, после первого подобного «химического опыта» вся московская служба ЧС с пожарными и специалистами по разминированию уже штурмом брала бы несчастную башню (должен оговорить отдельно, что при проведении нами вышеозначенных опытов ни одна башня не пострадала).
А еще было здорово, вооружившись пистонными лентами для игрушечных пистолетов и камнем, поджидать в темном и безлюдном Кисельном тупике припозднившуюся влюбленную парочку и радоваться произведенному эффекту, полученному от «сильного поступательного давления» камня на пистонную ленту. А лампы «дневного света», которые мы бросали плашмя на асфальт в аналогичной ситуации… Сейчас сам бы за это как следует «надрал уши», а тогда это было безумно весело.
Нашей главной спортивной площадкой был Цветной бульвар. Это было и футбольное поле, и хоккейная площадка (правда, без коньков и льда, но с клюшками и теннисным мячиком вместо шайбы), и велотрек (проехать «без рук» из конца в конец с разворотом). Какие жаркие футбольные баталии разворачивались на асфальтовом пятачке перед входом на бульвар со стороны Трубной площади. Воротами служили большие гранитные тумбы с каменными чашами. Играли резиновым мячом, зелено-черным, разрисованным под настоящий футбольный. Стоил такой мяч 70 копеек в «Детском мире», и срок его «жизни» был, как правило, недолог. Особенно если после сильного удара он вылетал за пределы «футбольного поля» через газон на мостовую под колеса машин. После футбольных баталий противоборствовавшие стороны шли пить сок или молочный коктейль в продуктовый магазин на углу Трубной площади и Петровского бульвара. Сейчас дом, в котором находился этот магазин, снесен, и на его месте красуется стилизованный под XIX век «новодел».
Сок наливали в граненые стаканы продавщицы-сатураторщицы. Предпочтение почти всегда отдавалось нами томатному и иногда — березовому. Для томатного сока рядом с сатуратором стоял стаканчик с солью, а из другого стакана с мутно-бурой водой торчали две-три чайные ложки. Стакан молочного коктейля, томатного или березового сока стоил 10 копеек.
Сейчас мой любимый бульвар огламурен и, не побоюсь этого слова, кастрирован. Деревья вырублены, уничтожена и замечательная сирень… «Город должен развиваться»… А в детстве мы собирали на бульваре шампиньоны (тогда мы еще не знали, что собирать грибы в мегаполисе нельзя), из желудей делали забавных человечков (справедливости ради, все, что осталось от Цветного — это несколько старых дубов — только их «развиватели города» и пожалели…)».
А вот что вспоминает другой автор из Интернета — Сергей Дроздов: «В ленинградских дворах 60-70-х годов росло наше поколение. Это было счастливое и непростое время. Все мы, пацаны, были уверены, что растем в самой лучшей стране на свете. И это — была искренняя вера.
Мне очень жаль нынешних мальчишек, которым уже с детства вдолбили, что они живут «в стране дураков», что все и вся в этой жизни продается, что «где хорошо, там и Родина!», а главная ценность в мире и мерило всего — это деньги, «бабки», «капуста», баксы», «еврики». Многие из них ведь так и проживут всю жизнь, уверенные в том, что цель ее — «делать деньги»!
К счастью, у нас были тогда идеалы. Не все они выдержали испытание временем, но очень многое — в душах сохранилось.
Наши семьи жили, конечно же, небогато, мягко говоря. Все проживали в коммуналках, с их «прелестями» и проблемами. Свободное время мы проводили во дворах: у дома или в школьных. Там были свои простые, суровые и справедливые законы.
Наши мальчишеские драки имели свои правила: «Лежачьих — не бьют!», «До первой крови!». Никто не стал бы бить ногами упавшего противника… Не было принято и налетать «шоблой» на одного.
Жадность, скопидомство, торгашеский дух — беспощадно высмеивались и откровенно презирались.
Даже в играх нельзя было ловчить или пытаться преждевременно «выйти» из них. «Вода-вода, неотвода, поросячая порода!!!» — скандировали тогда пытавшемуся выйти из игры «не по правилам».
Наказание тоже было простым и неотвратимым: «Синки — синки — синки! Тридцать три волосинки и стакан крови!». Была такая присказка для хитрецов. Это не значило, что ее надо понимать буквально, но сильно дернуть за чубчик тех, кто пытался уйти, не «отводив» своего «кона» — могли запросто.
Во дворах нас воспитывали в основном бабушки. Родители — весь день были на работе, а дедушки у большинства погибли на войне или во время ленинградской блокады.
И бабушки очень хорошо нас растили. Мы с малолетства были приучены первыми здороваться со всеми взрослыми обитателями двора, и жителями своего дома. Не поздороваться со взрослым — было серьезным проступком. Об этом могли сообщить (и сообщали) нашим бабушкам. Тогда уж они ругали и укоряли нас за это.
Кстати о ругани: мат я, например, впервые услышал на летних каникулах после окончания первого класса. В пионерлагере, куда был отвезен отдыхать. Дома никогда ни отец, ни дед, матом ни разу при мне за всю жизнь не ругнулись. Про маму и бабушку — и говорить нечего. Просто невозможно представить это было.
Это при том, что дед воевал с 1914 года, прошел гражданскую и пережил блокаду, а отец — тоже успел повоевать в Великую Отечественную. Слова матерные они, конечно, знали, но никогда при детях и женщинах не ругались. Такое у них было воспитание…
Глядя, как сегодняшнее «поколение пепси» не то что ругается, а просто «разговаривает матом», невзирая на пол и возраст собеседника, понимаешь, как много мы потеряли в народной культуре безвозвратно…
Не принято было у нас и громко разговаривать, без особой нужды, а уж тем более орать на всю округу.
Мне так запомнился мой родной дворик на проспекте Добролюбова: бабушки сидели на скамейках и приглядывали за детворой, игравшей в песочнице и катавшейся на качелях-каруселях. Дедушки, в теплое время года, забивали «козла» на специально установленном столе или просто сидели на скамейках, ведя свои неспешные пенсионные разговоры. Были, конечно, и очереди в магазинах и даже «карточки», при Хрущеве, за серой кукурузной мукой к праздникам. Потом эти карточки исчезли, и любую муку можно было спокойно купить в магазинах.
Жили все тогда бедновато, конечно, но ведь «бедность не порок».
Не было в то время нынешней вопиющей нищеты, сотен шарящих по помойкам пенсионеров и бесчисленного количества вонючих, потерявших человеческий облик бомжей. К этим картинам мы уже привыкли и стараемся не замечать зримых результатов перманентного «реформирования» страны.
Недавно, будучи в Питере, я с приятелем заехал в свой родной дворик. Захотелось снова посмотреть на него, вспомнить «детство золотое». Посидели с полчасика на старых скамейках, посмотрели…
Ознакомительная версия. Доступно 18 страниц из 87
