Ознакомительная версия. Доступно 15 страниц из 71
Я и сейчас боялся: представлял, как войду невидимый и увижу их вместе – ее и того, на которого она меня поменяла. Тогда я не сниму шапку.
Я дождусь, когда он выйдет из комнаты, запру дверь и предстану перед ней.
– Можешь придумывать все, что угодно, – спокойно скажет она. – Тебе ничего не поможет.
– Давай начнем все сначала, – попрошу я.
– Это невозможно.
– Но почему?
– Потому что невозможно дважды войти в одну и ту же воду…
Она жила на Чистых прудах, в доме, где когда-то жил Эйзенштейн, и сейчас возле парадного висела мемориальная доска.
Доска висела, как и четыре года назад, и дом стоял на том же месте. Ничего в мире не меняется, кроме нас самих. Я надел шапку и позвонил. Мне долго не отпирали. Я ждал и нервничал – вдруг моя шапка испортилась от холода и в самый ответственный момент я всплыву перед ее семьей как на спиритическом сеансе.
За дверью послышались шаркающие шаги. Это была ее мама. Она носила тапки со смятыми задниками, которые сваливались с ног. Видимо, за это время не купила себе других.
Она открыла дверь и посмотрела, но ничего не увидела. Тогда она вышла на лестничную площадку, придерживая халат, и заглянула в лестничный пролет. Наверное, предположила, что кто-то позвонил, а потом побежал вниз, как школьник.
Мама смотрела в пролет, а я тем временем пробирался в квартиру, втянув живот до позвоночника, мягко ступая, как благородный хищник.
Я стал в прихожей за самой дверью, прижавшись к стене спиной и лопатками так, будто хотел врасти в эту стену. Мама вернулась сразу за мной следом, стала запирать двери на все замки и цепочки. Я боялся, что она заденет меня или просто почувствует мое присутствие. Но она ничего не почувствовала, потому что думала, наверное, о других вещах.
Она закрыла дверь, потушила свет и ушла в свою комнату, шаркая тапками. Я стоял в темноте, ждал, когда затихнут шаги, а когда шаги затихли – подождал еще немного.
Вика спала. Форточка в ее комнате оставалась открытой. Было прохладно и пахло снегом.
Я осторожно прошел к письменному столу и сел в кресло. Все здесь было по-старому: те же книжные шкафы один к другому, тот же божок с острова Пасхи на стене.
Мне вдруг показалась бессмысленной вся эта затея дважды ступить в одну и ту же воду. Я понимал, что надо встать и уйти, пока она еще не проснулась, но не мог заставить себя подняться. Почувствовал, как смертельно устал за весь день, а особенно за последние пятнадцать минут, которые простоял в коридоре возле стенки. Но все-таки больше всего я, наверное, устал от одиночества. Оттого, что я всех видел, а меня – никто.
Вика проснулась, быстро села на диване и дернула за кисточку торшера. Она смотрела прямо на кресло, где я сидел. Мне казалось, что она видит меня.
Я медленным движением снял с головы шапку и возник.
– Славка… – спокойно проговорила Вика, так, будто я сидел на этом месте все четыре года. – Как ты сюда попал? В окно?
– Нет, – я показал шапку. – В шапке-невидимке.
Она сразу поверила.
– Ты сам ее сконструировал?
– Купил за рубль шестьдесят.
Она не поверила.
– Я знала – ты что-нибудь придумаешь и придешь… Только почему так долго?
– А ты ждала?
– Конечно…
– А почему ты мне не сказала?
– Ты не спрашивал.
– Потому что ты бросила меня.
– Это ты меня бросил.
– Ты с ума сошла!
Я мог тогда думать и говорить только о ней. Я ни на минуту не мог остаться наедине с собой и так обалдевал от этого, что заплакал однажды средь бела дня на стоянке такси.
– Я любил тебя…
– Значит, любил и бросил.
– Разве так бывает?
– Значит, бывает.
– Ты что-то напутала…
– Мы вместе напутали.
– Но почему ты молчала?
– Боялась попасть в смешное положение.
В двадцатом веке, когда космонавт выходит из корабля прямо в небо, двое людей, необходимых друг другу, не могут просто прийти один к другому и сказать об этом. Нужно какое-то чудо, шапка-невидимка, чтобы встретились двое людей, живущих в одно время, в одном городе, на соседних улицах, в двадцати минутах ходьбы.
Во мне закипали упреки, но я молчал. Видимо, обиженный обыватель боролся во мне с интеллигентным человеком.
– Как твои дела? – спросил я.
– Обычно, – сказала она. – Заботы творчества. Когда их много – плохо. Когда их нет – тоже плохо.
Интонации у Вики были ровные и какие-то деревянные. Она думала в этот момент не о заботах творчества.
– Ты у Копылова работаешь? – спросила она.
– Да. Вместе с Сашей.
– Он, конечно, обожает тебя…
– Кто?
– Копылов. Ты ведь очень талантливый конструктор.
– Это тебе кажется, – уклончиво сказал я. Мне не хотелось ее разочаровывать.
– Ничего не кажется, – возразила Вика. – Помнишь свой диплом? Его хотели зачесть как диссертацию.
«Это когда было», – подумал я, но промолчал.
– Как зовут твою дочь?
– Виктория.
Мы помолчали.
– Жена тебя, наверное, обожает…
– Она очень устает, – неопределенно сказал я.
– Зато она каждый день тебя видит.
– Думаешь, это такое уж счастье?
– Счастье! – убежденно сказала она.
Мы снова помолчали.
– Почему ты меня не поцелуешь? – тихо спросила Вика.
Действительно – почему? Наверное, потому, что я пришел к ней ночью, как жулик, и прятался, и сейчас боялся, что войдет кто-нибудь.
– Я должен по-другому прийти к тебе, – сказал я.
– Я подожду. – Она умела меня понимать. – Только не очень долго. Ладно?
Я подошел к Вике и увидел, что она плачет. Поэтому такие ровные и деревянные были интонации. Она плакала и скрывала слезы.
Я не стал успокаивать. Где-то я не мог простить этих четырех лет и того, что Витька не наша общая дочь.
– Подарить тебе шапку? – спросил я.
– Не надо… – Она покачала головой.
– Почему?
– Прическу будет мять. Я косынки ношу.
Я увидел: она совершенно не переменилась за это время. И вообще ничего в мире не меняется, если мы сами остаемся прежними.
Я возвращался домой без шапки. Я знал теперь, зачем ее купил, – чтобы узнать все о себе. И я все о себе знаю: я талантливый конструктор, и видеть меня каждый день – счастье.
Ознакомительная версия. Доступно 15 страниц из 71
