— Все может быть, — тихо ответила она.
— Все может быть, но это очень маловероятно. Ты знаешь, что я не склонен к таким шуткам.
— Я не представляю, что значит быть женой. Вообще — женой…
— Только-то? У меня тоже не было случая попрактиковаться в роли мужа.
— Мой отец прав. Я не дам тебе того, чего ты вправе ожидать. Я не могу жить однообразной, налаженной жизнью, — проговорила Темпест, нервно комкая в руках простыню. Обязанности замужней женщины внезапно встали перед ней во всей своей полноте.
— Темпест, прекрати! — Он накрыл ее руки своей огромной ладонью. — Я все-таки не идиот, хотя до сих лор, боюсь, вел себя не лучшим образом. Мне казалось, ты рискуешь жизнью просто так, потехи ради, и это выводило меня из себя. Но теперь я вижу, что ошибался. Пока ты не доверяешь мне — и неудивительно, если вспомнить, как я на тебя орал всякий раз, как ты пыталась сделать по-своему…
— Ты ни в чем не виноват! Я не сержусь на тебя!
Страйкер кивнул:
— Верно. Никто ни в чем не виноват. Каждый из нас рождается со своим характером, это — как черты лица, фигура. Только внешние черты видны сразу, а характер человека проявляется не с такой очевидностью. Конечно, большую роль играет окружение и воспитание, но все основное закладывается независимо от нас. Ты такой родилась и не можешь быть иной. Для тебя смысл жизни — в риске, борьбе, опасности. Будь ты мужчиной, твои родители гордились бы тобой.
Слезы заблестели на ресницах Темпест, и Страйкер, наклонившись к ней, осушил их поцелуями.
— Я не хочу, чтобы ты ломала себя в угоду чужому мнению. Тебе это не по душе, и мне тоже. Я прекрасно знаю, что ты за человек. Даже твои родные не знают о тебе стольких леденящих душу подробностей, сколько знаю я! Да, наш брак будет весьма необычным. Ни работы с девяти до пяти, ни пикников по воскресеньям, ни роз в саду… Я ведь и сам, прямо скажем, не домосед. Мне приходится много путешествовать. Ты же не требуешь, чтобы я бросал работу и сидел дома!
— Я могу ездить с тобой! — с готовностью предложила Темпест. С каждым его словом в сердце ее крепла надежда на счастье.
— Если захочешь.
— Захочу, можешь не сомневаться!
Страйкер погладил ее по щеке.
— Не давай обещаний, которых не сможешь выполнить. Это первое правило нашего союза. В один прекрасный день тебе встретится что-то новое, увлекательное, захватывающее, и желание этого будет так сильно, что победит твою любовь ко мне. Ты не сможешь противиться своему влечению. И я приму это.
Темпест смотрела на него во все глаза. Страйкер стал первым, кто понял, что она одержима и не может бороться со своим демоном… Но эта мысль показалась Темпест неприятной, даже унизительной. Неужели она не в силах справиться с собой? Темпест потерлась щекой о его ладонь.
— Я, по твоим словам, похожа на какое-то чудовище, которое никто не в силах победить.
Страйкер погладил ее по огненным кудрям. Сердце его разрывалось от радости и боли: он думал, что платит за свое счастье слишком высокую цену. Но Темпест пришлось платить за свободу еще больше…
— Нет, только на мою Темпест.
— Как ты можешь меня любить?
Страйкер негромко рассмеялся.
— Видит бог, я и сам не рад! Ненавижу неразрешимые проблемы — а ты, любимая, именно из таких. Но ничего не могу с собой поделать. Должно быть, я тоже одержим демоном.
Темпест подняла голову, удивленная его оживленным тоном.
— Твой демон — я.
Страйкер прижал ее к себе, провел рукой по щеке, по подбородку, по нежной и трогательной шее, на которой пульсировала трепетная жилка.
— Конечно. И демон, и гений, и ангел-хранитель. Ты значишь для меня больше, чем можешь себе представить!
Темпест привлекла его к себе, зарывшись пальцами в темные густые волосы, — и губы их встретились. Никогда еще с того далекого дня, когда Страйкер принял в дар ее невинность, Темпест не испытывала такой страсти.
— Я буду любить тебя до самой смерти! — шептала она между поцелуями. — Где бы я ни была, что бы со мной ни случилось, знай одно: я люблю тебя! Я буду возвращаться к тебе всегда, пока ты этого хочешь.
И она снова прильнула к его губам. Все слова были сказаны: осталась только любовь.
Страйкер принимал ее дар с той же яростной, всепоглощающей страстью. Он прижимал ее к себе так, словно хотел слиться с ней в одно целое: казалось, еще немного — и их одежда просто расплавится в тигле желания. Он целовал ее так, словно хотел запомнить вкус ее губ навсегда, словно воспоминания о ее тепле могли бы согреть его в долгие одинокие ночи.
Наконец Страйкер с трудом оторвался от ее припухших губ и взглянул в полные желания глаза.
— Как быстро ты сможешь одеться?
— Хотела бы я ответить: «За несколько секунд», но увы…
Она взглянула ему в глаза — и не увидела там ни сомнений, ни сожаления. Только любовь.
— Тогда поторапливайся. Нам нужно успеть на самолет.
Глава 9
Под крылом самолета, словно жемчуг на сияющем синем полотне, раскинулись Багамы. Ласковое осеннее солнце согревало их благодатным теплом. Самолет компании «Лакк Энтерпрайзис» снижался, готовясь к посадке в Нассау.
— Я думала, ты шутишь! — проговорила Темпест, повернувшись к Страйкеру. — Но как тебе удалось уговорить доктора?
Страйкер с удовлетворением заметил, что глаза у нее блестят, а щеки розовеют здоровым румянцем.
— А ты не удивлялась, почему тебя лишних три дня продержали в больнице?
— Я думала, доктор Ортиз боится рецидива…
Страйкер ухмыльнулся и помотал головой:
— Не-а. Он просто согласился помочь мне в организации медового месяца. Ты, дорогая, стала жертвой заговора. Доктор держал тебя в больнице, пока не счел, что ты достаточно окрепла и сможешь перенести полет. А мне дал строгие инструкции: не позволять тебе ни утомляться, ни волноваться, ни подвергать неокрепший организм каким бы то ни было испытаниям. В этом он был особенно непреклонен. Я думаю, он просто завидовал мне.
— Да ну! — вспыхнула Темпест.
Страйкер наклонился и чмокнул ее в нос.
— Именно так, детка. Мы с тобой выйдем в Нассау, сядем на гидроплан и отправимся на маленький необитаемый остров. Там есть домик с черепичной крышей, пляж, а на пляже — белый песочек, из которого моя девочка будет строить замки…
— А ты чем будешь заниматься? — рассмеялась Темпест.
— Следить, чтобы ты не перегревалась и побольше лежала. Одним словом, набиралась сил. А я не спущу с тебя глаз, мне ведь не привыкать!
Темпест звонко рассмеялась — словно зазвенел десяток серебряных колокольчиков.
