— А сердце-то сейчас выпрыгнет, — тихо сказала она.
— Еще бы. Я змей с детства боюсь, — не помнящий себя от волнения, прошептал он.
— И я. Бр-р-р! Еще немного, и от моего визга оглохло бы все живое на острове. А откуда ты идешь? — спросила она.
— Так. Прогулялся. У меня это в крови — обследовать неизвестные пространства.
— А на конкурсе ты не был?
— Был. И видел твой триумф.
— Но почему-то не разделил его со мной. И не поздравил.
— Я это сделал мысленно. А вообще-то, я не любитель подобных зрелищ.
— Теперь я понимаю, почему ты не смотрел на меня на дискотеке, когда я заявилась в шикарном платье.
— Не поэтому.
— А почему?
— Все-то тебе надо знать.
— Но ведь я женщина, поэтому любопытна, как все.
— Ты не как все.
— Ты не ответил на вопрос.
— Я понял, что с этого момента твоя красота стала видна всем, не только мне.
— Но ведь Хафиз тоже что-то во мне разглядел.
— Он видел только красивые черты. Не больше.
— А ты видишь больше?
— Да. Я это увидел еще в самолете.
— Когда я шлепнулась на тебя?
— Нет, раньше. Когда ты шла по проходу. Твое бледное лицо было прекрасно.
— Но мне было дурно. Я ничего не видела.
— Не имеет значения. Прости, но я, может, скажу слишком откровенно…
— Говори!
— Мужчина всегда представляет женщину, которая задела его душу, в постели. Ну, ты меня понимаешь?
— Да.
— А твои затуманенные глаза и приоткрытые губы, тени под глазами, дрожащие ресницы… Ты как будто…
— Не продолжай. Я поняла.
— Я обнаружил на другом конце острова дикий пляж. Там прозрачная вода и много ракушек. Пойдешь туда со мной?
— Пойду, — легко согласилась Ирина.
— В десять часов я буду ждать тебя возле того дерева. Видишь, со сломанной веткой?
— Вижу.
Они расстались, унося с собой вкус поцелуя, трепет прикосновения горячих тел и обещание встретиться вновь под покровом ночи, в романтической обстановке дикого пляжа.
Часть II
Снег шел крупными, мохнатыми хлопьями. Окно, возле которого в задумчивости стояла Ирина, закрылось такой плотной белой завесой, что жизнь улицы едва просматривалась. Но она продолжалась, шла по давно очерченному кругу — независимая, равнодушная, чужая. Люди спешили по своим делам, транспорт, создавая пробки, характерные для такой погоды, медленно двигался, магазины то и дело открывали свои двери для суетливых в канун праздника покупателей. Знакомая мелодия вывела Ирину из оцепенения. Звонила Алена:
— Мам, ну ты когда приедешь?
Уже все давно нарядили елки, а у нас не чувствуется никакого праздника.
— Через час, максимум полтора, я буду дома. Потерпи, доча! А папа звонил?
— Да. Он предлагает пойти в кафе или в ночной клуб. Первого или второго января.
— Вдвоем?
— Н-нет…
— С Линой?
— Угу.
— Ты пойдешь?
— Не знаю. Наверное. Все равно нечего делать.
— Мы с тобой на дискотеку собирались в «Родео». Забыла?
— И туда можно. Каникулы-то длинные.
— Давай еще на концерт сходим. На какую-нибудь рок-группу.
— Ага. И ты будешь всю дорогу уши зажимать, как в прошлый раз?
— Ну почему? Я постараюсь адаптироваться. Сидят же остальные, слушают…
— Ой, ладно, мамуля, не нужны мне такие жертвы. Я лучше с Юлькой и ее папиком пойду. Он такой прикольный. Знает всех крутых рокеров, не хуже наших парней. С ним кайфово оторвемся.
— Ты опять злоупотребляешь сленгом? Мы, кажется, договаривались…
— Начинается! Да ничем я не злоупотребляю! Ой, кажется, Юлька пришла. Пойду открывать. Пока!
Ирина тяжело вздохнула и села за компьютер, на дисплее которого висела одна из отчетных форм бухгалтерской программы. Она привычно отстукивала на клавиатуре цифру за цифрой и одновременно думала, как было хорошо в прошлом году. Они втроем наряжали елку, накрывали стол, за пять минут до боя курантов разливали по бокалам шампанское для себя и пепси для Алены, слушали речь президента… Но тогда она не понимала важности тех минут. Потерявши — плачешь? Выходит, что так. Но в чем ее вина? Как надо было беречь то, что имела? Дрожать, как скупой рыцарь, над каждым словом и поступком? Правильно ли поступила, верно ли сказала? Так и свихнуться недолго. Это уже не жизнь получается, а сплошной учет и контроль. Нет, хватит с нее бухгалтерского учета на работе! Она привыкла идти по жизни, подчиняясь внутренним мотивам, в которых больше от чувства и инстинкта, чем от рассудка. И потом, как ни крути, от нее мало что зависело. С Анатолием произошло самое банальное, что может произойти с мужчиной, — курортный роман. Хотя и в присутствии жены. Но эта деталь лишь доказывает, насколько сильно он увлекся, в какой серьезный переплет попал.
От невеселых дум ее вновь оторвала мелодия мобильника. На этот раз звонила Эльвира:
— Ира, с наступающим тебя! Где думаете встречать праздник?
— Вестимо где. Дома, на диване, в обнимку с телевизором.
— Предлагаю вариант получше. Мы с Невревым едем на корпоративную вечеринку в Аксеновский пансионат. Там можно заказать дополнительные места. Имеется в виду и за столом, и койко-место. Это для тех, кто берет детей. Вот мы и возьмем двух «дочек» — тебя и Аленку. Будет весело, не пожалеешь. Короче, на раздумья — полчаса. Сейчас как раз утрясается список на дополнительные места, так что звони.
«Икарус» плавно повернул с автострады на узкое шоссе, петляющее в заснеженном еловом лесу, среди тишины зимнего царства. Сгущались сумерки, и это еще больше усиливало впечатление первозданности, нехоженности здешних мест. Алена, сидя у окна, во все глаза смотрела на огромные еловые лапы, низко прогнувшиеся под тяжестью снега. Ей еще совсем недавно читали сказки о Морозко и о двенадцати месяцах, поэтому ее воображение легко рисовало сказочных героев. Они чудились ей то вон под той пушистой елью, то за теми сугробами и даже среди ветвей старой сучковатой березы, будто страж охраняющей владения Снежной королевы.
— Мам, — повернула она возбужденное личико к Ирине, — а ты бы смогла остаться одна в лесу?
— Зачем? — невпопад спросила Ирина, поглощенная собственными мыслями.
— Ну просто так. Как будто ты уснула и вдруг просыпаешься посреди зимнего леса. Страшно, правда?
— Да, жутковато. Особенно вечером. А для чего все эти страшилки придумывать? Ты, наоборот, представь, как мы с тобой завтра утром выйдем на прогулку. Солнышко будет сверкать, снежок под ногами поскрипывать. Благодать!
