— Ты только не переборщи. Ему еще по телефону разговаривать…
После этого Волков взял Эдика за шиворот и унес за машину. Оттуда донеслись странные шлепки, словно кто-то старательно шлепал очень мокрую половую тряпку, свесившуюся из ведра с поганой водой…
То, что осталось от Эдика, с удобствами разместили в машине и стали о чем-то спрашивать. Волков о чем-то переговорил с Зайцевым, а потом вернулся к Лизе. Она засопела и прижалась к нему.
— Жора… я дура.
— Я не устаю тебе это повторять, любимая.
— Жор… я хотела подстроить похищение, чтобы ты полез меня спасать, а потом бы мы… ну… я думала, иначе ты никогда…
— Волынская! Ты очень легкомысленная. Согласен, план соблазнения неплохой, но зачем было претворять его в жизнь ПОСЛЕ самого соблазнения? Кроме того, если ты заметила, я все время получаю из-за тебя по башке. Однажды это плохо кончится. Конечно, это просто кость, болеть она не может, но все-таки!
— Жора! Прости меня!
— Простил, не реви. Между прочим, это казенный бушлат, а ты им сопли вытираешь.
— Ты же платок не взял… Жор, а кто все эти люди? Ну, кроме Зайцева?
Жора ухмыльнулся.
— А это, Лизавета, те самые мужики в черных костюмах, которые вечно толкаются у тебя под ногами и мешают совершать шоппинг. Вон, кстати, Валерка идет.
Лиза ошеломленно смотрела на сияющего Валеру, двигавшегося между лежавшими на земле военнопленными с грацией балерины Большого театра. Валера явно был счастлив.
— Все в порядке, Георгий Степаныч! Все упакованы, ментов предупредили, они ждут. Запись получилась отличная.
— Молодец, Валера. Вот, Лиза, такая у нас приблизительно профессия.
— Жора! А откуда они здесь взялись? И почему… Волков!!!
Валерка бросил на Волкова быстрый взгляд, а лицо Волкова немедленно приобрело выражение полной и детской невинности. Лиза хотела гневно сбросить бушлат, но вспомнила о своей наготе и воздержалась от резких движений. Только топнула ножкой.
— Волков, я во всем этом чувствую какой-то нехороший заговор, только вот не могу уловить суть. Но когда я ее уловлю, тебе мало не покажется! Откуда здесь вся наша охрана? И кто сейчас охраняет наш дом?
Валерка фыркнул.
— Баба Шура, кто ж еще.
Лиза величественно кивнула.
— Слава богу, хоть дом будет цел. Так что, Волков? Рассказывай!
Жора взял ее за руку и осторожно поцеловал грязные пальцы.
— Расскажу, не волнуйся. Почти все — по дороге. А совсем все — дома. Только обещай в течение ближайших трех часов меня слушаться, ладно?
— Ну… ладно.
Через несколько минут роща опустела. Синюю «газель» набили пленными, люди Волкова, сам Волков и Лиза погрузились в легковушки и отбыли в неизвестном направлении. Теперь только вытоптанный пятачок травы напоминал о том, что совсем недавно здесь кипели нешуточные страсти.
12
Игорь Васильевич Волынский сидел в своем кресле за своим письменным столом в своем кабинете — и не верил своим ушам.
Баба Шура оказалась прирожденным скальдом. А также акыном, аэдом, сказителем, бардом и менестрелем в одном флаконе. То и дело переходя из одного литературного стиля в другой, она в течение сорока пяти минут разворачивала перед Волынским эпическое полотно такой насыщенности, что аж воздух потрескивал. Тут были и злодеи, и герои, и беззащитные красавицы, единственной опорой которых все эти годы была старая нянька… Коварные обольстители, жадные уроды и просто нехорошие люди. И простой, симпатичный паренек с пудовыми кулаками и золотым сердцем. Короче, весь набор.
Игорь Васильевич дослушал бабу Шуру и с шумом выдохнул воздух. Потом кротко спросил:
— Значит, сейчас все мои… сотрудники спасают мою дочь? Во главе с Волковым? А почему же тогда я сижу здесь и слушаю тебя, баба Шура? Почему я опять в стороне? Ведь это мою дочь похитили! И я, старый болван, согласился на этот самый план, абсолютно идиотский…
Баба Шура простерла длань — иначе и не скажешь — в сторону Игоря Васильевича и изрекла:
— Деньги людей портють!
Подумала и добавила:
— Не, не так. БОЛЬШИЕ деньги людей портють. И не всех.
— Баба Шура, что мне делать? В милицию звонить?
— Сиди, Васильич, жди звонка от Волкова. Жорик умный, из него хороший зять выйдет…
— Что?
— Ниче. Это я так. В том смысле, что должен же быть у тебя в доме хоть один умный человек. Кроме меня.
— Баба Шура, ты все-таки не очень…
— А ты хвост-то не поднимай! Продал родную дочь за три рубля?
— Ничего себе три рубля! И никто ее не продавал, что ты несешь…
— Несет курица яйца! Разрешил ты этому глисту нашу Лизу бандюкам сдать, чтобы их потом поймали?
— Но он говорил, что ей ничего не грозит…
— Ну так пошел бы и сам сдался! Или вон, Наташку, жену свою, из Европы прислал бы — пусть в заложницах посидит. Ей опосля никакой диетолог не потребуется, от нервов все жиры скинет.
— Баба Шура, Наташенька даже ничего не знает…
— И знать не хочет! Родила дите — теперь дело не ее. Зла у меня на вас не хватает, Васильич! Кабы не Лизка — я бы уж давно от вас ушла, да ведь она совсем пропадет. Ниче, вот свадьбу сыграем, тогда уж я спокойна буду…
— Да какую свадьбу-то?
Баба Шура гордо выпятила челюсть и удалилась из кабинета. Впрочем, уже через три минуты она ворвалась обратно, неся трезвонящий мобильник.
— Это Жорик! Скажи «але», Васильич!
— Алло? Георгий? Что проис… Да. Да. Я понял. Сделаю. Жду.
В шесть часов вечера приехал Полянский. На этот раз он совершенно не напоминал гея, напротив, был небрит, возбужден и грубоват. Только забытая в правом ухе бриллиантовая сережка напоминала о его недавнем облике.
Войдя в кабинет к Волынскому, Полянский немного нервно хохотнул и потер руки.
— Ну, вот все и в порядке, Игорь Васильевич. Как говорилось в нашем культовом кино, бандиты назначили встречу. Давайте камушки.
Игорь Васильевич не пошевелился, только поднял на Полянского покрасневшие, измученные глаза.
— Андрей, а вы уверены, что Лиза… в порядке? Я совершенно потерял голову, я не знаю, что и думать…
Полянский надменно вскинул бровь.
— Думать? А что тут думать? Тем более, что волноваться совершенно не о чем.
— Да как же не о чем? Ведь все пошло совершенно не так, как вы предполагали…
— Ну, возможно, некоторые детали…
— Вы же говорили, что требования будут касаться только номеров счетов. А в результате все вылилось в обыкновенное требование выкупа…
