Эмма рассмеялась.
— Другая сторона жизни. Не так уж это легко, как все думают.
— Вот именно. Знаешь, бывают дни, когда я думаю, что если не сброшу с себя эту вековую тяжесть исторических и социальных цепей, то сойду с ума. Мне иногда хочется быть простым рабочим.
Эмма старалась сохранять серьезное выражение лица.
— Твой мир чужой для меня. — У девушки бывали дни, когда она не обедала, чтобы сэкономить на дорогую кофточку, и ей казалось, что она может сойти с ума от этого.
У него не было этих забот.
Когда сегодня она впервые вошла в Шелдейл-хаус вместе с самим графом Паллизером, а не с Джоном Торнхиллом, то была подавлена роскошью. Ее первым порывом было повернуться и убежать. Все эти полированные вещи ручной работы из дерева, позолоченные узоры на потолке, обои, арочные потолки, высокие зеркала и такое количество английского ситца, которого она никогда не видела в одном месте.
— Не могу поверить, что ты вырос здесь, — сказала она, пытаясь привыкнуть к мысли о том, что он рос и воспитывался совсем не так, как она думала прежде — Я имею в виду, что ты же всю жизнь так жил.
— Именно, — сказал Брайс серьезно. — Прислуг стала частью моей жизни. Они пришли сюда из поместья моей матери в Шеффилде. Ее дом в Лансворте открыт для гостей почти каждую неделю с апреля до октября.
Это удивило ее.
— Правда? Как музей, за посещение которого надо платить?
Он пожал плечами.
— Многие старинные семьи так делают. Это способ сохранить благосостояние и положительное отношение к знати.
Эмма была удивлена.
— Никогда бы не подумала, что в этом есть необходимость.
— Это некоторая иллюзия. Большинство людей не понимают этого, но каждый раз, когда они пересекают чье-либо поместье, они обязаны платить в семь процентов налога. А эти дома не могут поддерживать себя сами, они старые. Очень многие вещи портятся, нужен ремонт, который зачастую стоит очень дорого. И тем не менее дом должен представлять собой классический английский особняк. Гости и туристы должны чувствовать, что они смотрят на жизнь настоящих аристократов, хотя истина заключается в том, что образ жизни аристократов уже давно изменился. Но необходимо поддерживать эту иллюзию.
Эмма задумалась.
— Это может показаться просто смешным.
Он внимательно посмотрел на нее, потом сказал:
— Возможно, тебе здесь понравится. Здесь е па что взглянуть. Эмма посмотрела вокруг.
— Но почему Шелдейл-хаус закрыт для гостей и туристов?
Он пожал плечами.
— Можешь верить, можешь не верить, но Шелдейл-хаус не окупает себя. Сам остров-то небольшой, сюда не приедет столько туристов, чтобы можно было покрыть все расходы. Мы вынуждены держать его закрытым из-за страховки.
Эмма нахмурилась.
— Тогда почему твоя мать живет здесь, а не в доме, который открыт для туристов?
Он тяжело вздохнул.
— Потому что Лансворт в три раза больше, там шестьдесят комнат в двенадцать лестниц. Даже когда он открыт, он выглядит закрытым частным владением.
— А как же насчет вашего дома в Лондоне? Там есть какая-нибудь прислуга, которая тебе помогает?
— Там четверо слуг. — Он тепло улыбнулся. — Их, конечно, больше, чем мне нужно на самом деле, но они уже так давно работают у нас, что я не представляю, как можно их отпустить.
В этот момент вошла служанка с огромным бумажным пакетом в руках. Передав его Брайсу, который поблагодарил ее, она присела в реверансе и вернулась обратно в дом.
Он посмотрел на этикетку и передал ее Эмме:
— Это тебе.
— Мне? — Она взяла коробку и посмотрела на этикетку. — Но это, должно быть, ошибка.
— Здесь нет ошибки. — В уголках его ясных светлых глаз собрались лучики веселых морщинок. — Открой ее.
Растерянно посмотрев на него, она начала снимать бумагу и открыла коробку из толстого картона. В ней было много тонкой шуршащей бумаги. Эмма долго рылась в ней, пока не наткнулась на что-то мягкое. Наконец она вынула оттуда клоуна, который так понравился ей в магазине.
— Брайс, — выдохнула Эмма. Она взглянула него и увидела, как тепло он улыбается. —Когда тебе удалось его купить?
— Когда ты пошла в книжный магазин. Я послал коробку сюда с намерением переслать ее тебе Штаты, но... — он развел руками, — этого не понадобилось.
— Даже поверить не могу. Она подняла игрушку вверх, чтобы лучше рассмотреть ее при дневном свете. — Она даже лучше, чем я ожидала. Ты только посмотри, ведь это ручная работа, — и она передала игрушку Брайсу.
Он внимательно посмотрел на нее, примерил маску на лицо клоуна и снял ее.
— Кажется, он тебе очень нравится. Думаю, я с ним подружусь.
— Начинаю понимать, почему он мне понравится — грустно сказала Эмма. Она ласково прикоснулась к крошечному личику клоуна. — Я поняла, почему он так привлекает меня. Где-то в глубине души я думаю, что он похож на тебя. — Она тут же осеклась. — Итак, — проговорила она, пытаясь скрыть неловкость, — сегодня потрясающий день.
Словно в насмешку подул сильный ветер, и порыв принес с ближайшей клумб несколько травинок, которые осели на волосах девушки. Она смахнула их рукой.
— Очень трудно будет после таких каникул возвращаться к работе, — продолжила она.
Брайс нетерпеливо барабанил пальцами по столу.
— Я бы очень хотел, чтобы ты осталась, — сказал он решительно. Его слова поглотила тишина, повисшая на веранде.
Сердце девушки забилось.
— Я бы тоже.
Он не ответил, уставившись отсутствующим взором вдаль перед собой.
Эмма тоже выпрямилась и насторожилась.
—Но мне будет надо снова вернуться к работе. Меня ждет несколько проектов, над которыми придется потрудиться. После них я примусь за рассаду «Сердца святого Петра».
Он все еще был задумчив.
— А что, если бы у тебя была работа здесь? Тогда тебе не нужно будет возвращаться в Америку?
Она рассмеялась в ответ.
— А ты случайно не знаешь кого-нибудь, кому был бы нужен садовник?
Он повернулся к ней, и его лицо осветила теплая улыбка.
Пожалуй я знаю одного человека. Тебя это интересует?
Эмма даже задержала дыхание — он явно не шутил. Неожиданно она почувствовала, что оказалась на краю пропасти, в которую вот-вот может сорваться.
— Это зависит от того, какого качества работу мне предложат и кто именно.
Он улыбнулся истинно разбойничьей улыбкой.
