Ему нравилось слушать, как она говорит. Увлеченность, с которой она обсуждала любой предмет, согревала его. Очень хотелось спросить, почему бы ей не переехать сюда, если ей так здесь нравится. Он знал, почему. Ее жизнь протекала в другой части света.
— И это тоже. Но особенно смешение того и другого. Именно это делает Рим таким особенным.
А что в ней было такого, особенного, из-за чего каждый раз, как он ее видел, у него все сильнее сжималось внутри?
Он был знаком с женщинами в сто раз искушеннее ее, но тут дело было не в искушенности. То был пляшущий огонек в ее глазах, когда она говорила, ее чувство юмора и ее нежное сердце. Ее смелость, ее улыбка, ее способность сострадать.
Он стиснул зубы. Еще один день, и он распрощается с нею, пожелает ей всего хорошего в будущей жизни и поведет себя, как будто ему все равно. Ему не все равно, но он должен отпустить ее.
— Всего один день остался, — произнес он вслух.
Ее лицо стало грустным.
— Верно.
— Тогда постараемся, чтобы он был хорошим.
Она слабо улыбнулась.
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
Лисса знала, как бы она хотела провести весь последний день в Италии. В объятиях Рика, наслаждаясь каждой секундой.
Но этого не было в программе. Вместо этого они гуляли по пьяцца Навона, которая прежде была стадионом, где проходили гонки колесниц, а теперь стала местом гуляний. Площадь окружали палаццо в барочном стиле, на ней было три фонтана со статуей Бернини в центре и множество художников, которые на месте рисовали портреты туристов. Лиссе захотелось предложить Рику, чтобы он сел позировать около одного из них, но потом она передумала. Он спросил бы, зачем ей это, и она не сможет скрыть, как он ей дорог.
Вокруг слышались голоса туристов, местных жителей, школьников-подростков, деловых людей и женщин, рыскающих по магазинам, все двигалось вокруг площади, как в балете.
Они сели за столик в кафе и стали комментировать все, что видели вокруг, потягивая воду со льдом и закусывая печеньем. Потом присоединились к другим туристам и остановились на Испанской лестнице, посмотрели на фонтан Треви, прошлись по широкой виа дель Корсо.
На виа Кондотти, самой лучшей торговой улице Рима, Лиссу ошеломили витрины всех знаменитых дизайнеров, о которых она когда-либо слышала. Потом она заметила магазин Сальваторе Феррагамо.
— Посмотри на цену вот этих, — она указала на пару туфель с расцветкой под ягуара.
— Как ты думаешь, те, что сжевал Сидни, столько же стоили?
— Полагаю, что так, — ответил Рик.
Лисса в ужасе отвернулась от витрины.
— Теперь я ужасно себя чувствую.
— Ты не виновата. И не забывай, что Марко купит Нине новые туфли взамен испорченных.
— Две пары?
Стоимостью этих двух пар она могла бы заплатить за месяц аренды своей маленькой квартирки.
Нет. Она не позволит себе поддаваться плохим мыслям. Это был последний полный день с Риком. На следующее утро он отвезет ее в аэропорт. И это уже будет только прощание. Сегодня не нужно думать об этом. Сегодня она будет жить настоящим.
Быстро поев в гостинице, они сели в машину Рика, и он повез Лиссу на виллу Адриана, которая стала еще одним ярким моментом их поездки. Она испытала настоящее благоговение, стоя там, где проводил свое свободное время римский император, когда не строил стены в Британии или не занимался другими важными делами.
Они прошлись по руинам, и Рик объяснил, как располагалась сеть туннелей, по которым рабы подавали ему пищу, пока он отдыхал на курорте с минеральными водами. Очевидно, Адриан предпочитал не видеть своих рабов.
Когда Рик говорил, Лисса не просто слышала его голос, она его чувствовала. Ее сердце билось в такт его словам. Закрыв глаза, девушка на мгновение остановилась, слушая и ощущая.
Потом она почувствовала его руку у себя на талии. Широко раскрыла глаза, и он стоял рядом, глядя ей в лицо.
— Нам лучше уйти, — посоветовал он. — Начинается жара. Она тебя донимает, правда? Ты выпила достаточно жидкости? Вот, выпей воды. — Рик протянул ей бутылку, которую носил с собой.
Лисса взяла бутылку и сделала большой глоток.
— Я чувствую себя хорошо и не потеряю сознания. По крайней мере, я так думаю.
Несмотря на свои слова, она слегка прислонилась к нему. Было бы легко полностью опереться на него. Притвориться, что ей плохо, чтобы он побеспокоился о ней. Может быть, он бы даже снова понес ее на руках.
— У тебя были закрыты глаза. Я подумал, что ты сейчас упадешь.
Лисса сглотнула. Рик забеспокоился. Достаточно сказать несколько слов, и он возьмет ее на руки и понесет к машине.
На этот раз она бы получила удовольствие, потому что можно не тревожиться о ребенке.
Но она не станет обманывать Рика. Вздохнув, Лисса закрыла крышкой бутылку и вернула Рику, а потом прошла вперед, подальше от заманчивого тепла его руки.
— Обещаю, что не упаду в обморок…
Он поравнялся с нею.
— И все-таки, если ты достаточно посмотрела здесь, я знаю место, где мы могли бы охладиться.
Она бросила взгляд в его сторону. По его лицу было видно, что в его словах не было скрытого смысла. Он вовсе не предлагал окунуться в красивый пруд Адриана. В таком смысле она его больше не интересовала.
— Конечно, — подавив вздох, ответила она. — Пошли.
Немного проехав, они оказались в городе Тиволи, в садах виллы Д’Эсте.
После жары на вилле Адриана, они как будто попали в душ на воздухе. Везде, куда бы ни смотрела Лисса, она видела воду, бьющую из фонтанов, падающую над маленькими водопадами, вытекающую из оставшихся скал, льющуюся из скульптур.
Сады располагались на разных уровнях, и, одолев наконец лестницу, Лисса села на стену, где ее приветствовали мелкие водяные брызги.
— Это была хорошая идея, — заметила она. — Ты был прав, здесь можно неплохо охладиться.
Рик сел рядом с нею, и Лисса тут же, как всегда, ощутила его присутствие. Она будет очень скучать по нему. Интересно, что бы он сделал, если бы она сейчас дотронулась до него и прижалась к нему губами. Поцеловал бы он ее? Или оттолкнул бы?
Правда, это не имеет значения. Она не станет этого делать, потому что хочет большего, чем поцелуи. Гораздо большего. Она хочет любви, которую в течение всей их поездки видела перед собой как мираж. Потом мираж исчез, забрав с собой жизнь, о которой она осмелилась мечтать.
И кто виноват? Конечно, не Рик. Он ничего не обещал. Никогда не давал ей повода чего-либо ждать от него. Мечту породила она сама.