– Я… я хочу тебя, – вырвалось у Ольги.
– Да кто ты такая? Что ты можешь! – Он бил кулаками по подлокотникам, но уже в равном ритме.
– Но я и не требую от тебя ничего… такого…
– Она не требует! Я сам знаю…
Ольга видела, Юрий больше не владеет собой. Как будто внутри у него все горело, а он еще сильнее раздувал огонь.
– Я не могу больше сидеть у тебя на шее… Меня никуда не берут. – Он поднял на нее глаза, такие она не видела никогда и не хотела видеть. – Говори, говори, что тебе сказали! – Он стиснул челюсть. – Я хочу услышать, как ты это скажешь! Я хочу услышать это от тебя! Как ты после этого будешь жить со мной! Тебе страшно, да? Тебе уже страшно?
Она увидела, как пульт спрятался у него в руке. Она приготовилась услышать хруст пластмассы и не ошиблась.
– Потому что ты служил в той части, в которой служил, – тихо сказала Ольга.
– А в какой я служил? – свистящим шепотом спросил он.
– Сам… знаешь…
– Чему меня там учили?
– Сам знаешь, чему тебя там учили. – Нет, ты скажи, чему меня там учили!
– Тебя учили агрессии. Из тебя вынули все ужасное, страшное! – теперь Ольга кричала. – Не прикидывайся, что не знаешь!
– А во мне была агрессивность? – угрожающе тихо спросил он. – Агрессия была во мне, да? Ты меня боялась? Всегда боялась?
Она чувствовала, как бледнеет. Она вспомнила, как отчаянно, до победы, до крови из носа, он дрался с мальчишками. «Порох», – говорили о нем в городке.
– Да, – сказала она. – Была. Но в норме. В армии ее утроили, учетверили. Потому что им так было надо. Зачем ты пошел в эту чертову армию? Зачем? Ты мог бы закончить институт. Мы жили бы как нормальные люди!
– Это говоришь ты, дочь военного? – закричал он.
Но Ольга не слушала. Ей надо освободиться от того, что распирало ее, мешало жить. Не важно, что будет после, когда она закончит.
– Я понимаю, теперь нельзя ничего затолкать обратно. Разучить тебя бить, рушить, ломать, убивать. Или можно? Если можно было вынуть, почему нельзя затолкнуть обратно?
Она говорила, собственный страх отступал. Колючий нерв успокоился и не угрожал разорвать на части. Она не должна его бояться, нельзя бояться того, кого любишь.
– Ага-а… – Юрий медленно поднимался. – Ага-а. Вот как. Ты всегда знала, что я такой, да? А ты водилась со мной, да? Ты ждала меня из армии… Ты впустила меня к себе в дом. Почему? Ты думала, к тебе слетит ангел от морпехов? Ха-ха! Знала бы ты, знала бы ты… Что с нами делали там… Что делали мы там! Знала бы ты… – Его голос становился все громче, он поднялся почти во весь свой рост.
Она… неужели? Она… слышит в его голосе слезы?
– Я не тот… Я…
«Только бы он не услышал сам свои слезы, только бы не…» – молила она.
Но он их услышал. Злость на себя, на свою слабость распалила сильнее.
– Я ничего не думала, – поспешно сказала Ольга, стараясь успокоить его. - Я ждала тебя. Понимаешь – тебя.
– Вот он я! – Он раскинул руки. Потом упал в кресло. Он сжал пульт двумя руками, хрустнувшая пластмасса переломилась пополам. – Видишь, что я умею! Вот он я, смотри. Я умею еще не то. Хочешь, я раскатаю пальцами эти банки и завяжу их узлом? Хочешь?
– Не хочу, – бросила Ольга.
– Хо-очешь. Свяжу в ожерелье, повешу тебе на шею. Подарок от дорогого и любимого. От которого ты сама не знаешь, как избавиться, да? Ха-ха-ха! Угадал? Я знаю твое заветное желание… Знаю…
Ольга смотрела на Юрия, в ее глазах застыл ужас.
– Что смотришь? Думаешь, нападу на тебя? И нападу! – Он встал и медленно направился к ней.
«Убежать? – мелькнуло в голове. – А что потом?» Она стояла, не двигаясь. Только выставила перед собой руки предупреждающе.
– Не подходи, – тихо проговорила она. Ее синие глаза, не мигая, смотрели в его темные. Она видела в глубине их боль. Но лицо было чужим, злым. Таким она никогда не видела Юрия.
Он протянул к ней руки, но она толкнула его в грудь.
– Ты… ты меня толкаешь? – Он сжал кулак и ударил.
Ольгина голова мотнулась, она стукнулась затылком о косяк.
Все потемнело и успокоилось…
Она открыла глаза и увидела женское лицо.
– Зачем же так спешить, деточка? Зачем падать? Вообще зачем натирать паркетный пол до блеска? Чтобы потом красавец муж нашел тебя без чувств, – говорила она, рассматривая лицо больной.
– М-м-м… Да… это было слишком… Я не знаю…
– Зато я знаю. Твой муж рассказал. А теперь спи. Отдыхай.
«Все не так, – хотелось крикнуть ей. – Совсем не так!» Но зачем знать правду этой женщине?
Ольга опустила веки.
– Лежи, не напрягайся, – попросила медсестра.
Она закрыла глаза и почувствовала, как горячие слезы потекли по щекам.
«Боже мой, – думала она. – Вот и вся любовь, как ни банально».
А потом ее осматривал окулист, он сказал, что ей угрожает отслоение сетчатки. Высокая степень близорукости, объяснял он, сама по себе опасность дистрофии и отслоения сетчатки. А еще удар… Можно ослепнуть.
Ольга вернулась домой из больницы и нашла письмо.
Юрий писал, что не хочет окончательно испортить ей жизнь, поэтому исчезает. Он отправляется туда, где нужны такие парни, как он.
«Но оранжевый парус ты все равно увидишь…» – прочитала она внизу и горько вздохнула. Пообещал бы ей кто-то, что она вообще не ослепнет. А уж парус, да еще оранжевый… Как-нибудь без него.
В конверте нашла немного денег. Юрий играл в водное поло, нашел под Москвой какую-то команду, иногда приносил деньги.
Так что же? Он нанялся в иностранный легион? Юрий как-то говорил, что в таком месте его встретят как родного.
Утром Ольга пришла на работу бледная, хотя просидела перед зеркалом полчаса, пытаясь вернуть лицу живые краски. Она сказала Марине Ивановне, что Юрий уехал. Та кивнула, не расспрашивая ни о чем. Ольга попыталась произнести простую фразу и тут же разревелась.
Марина Ивановна молчала, все ближе подвигая к ней стакан с минеральной водой, которая лениво пузырилась.
– Все, все, тихо. Посмотри, просмотри-ка…
Ольга подняла глаза и наткнулась на стакан.
– Как? Неужели? Вы… собрали… Все это – мои слезы? – Она ошарашенно вытаращила глаза, уставившись на стакан.
