— Языки которых острее клинков этих врагов, — язвительно заметил он, и она снова рассмеялась. Она дотронулась до его руки и пожала ее.
— Я скучаю по тебе. Это правда.
При этих ее словах он напрягся.
— Я должен идти.
Его голубые глаза были холодны как лед. Бадра почувствовала, как внутри у нее все дрожит. Было трудно восстановить старые отношения. Но она не могла дать ему уйти, не попытавшись исправить положение.
Холодный воздух обжигал ее щеки, изо рта шел пар, и она никак не могла подобрать нужных слов. Когда-то она могла говорить с ним обо всем. Обо всем, кроме того оскорбления, которое нанес ей Фарик.
— Кеннет, я знаю, тебе это так же трудно, как и мне. Я надеялась, что мы сможем преодолеть ту пропасть, которая лежит между нами, по крайней мере, сможем быть друзьями.
Он посмотрел на нее пустыми глазами.
— Как?
Бадра запнулась.
— Я не хотела тебя обидеть. Правда, не хотела. И я думаю, ты обижаешь Рашида потому, что он стал моим телохранителем, когда ты уехал из Египта.
Его лицо оставалось бесстрастным. Он, как истинный воин Хамсинов, умел скрывать свои чувства.
— Я бы хотела, чтобы вы с Рашидом отложили в сторону свои разногласия. Это тревожит мою душу, мое сердце. Он мой друг.
— Друг, и ничего больше?
Она пожала плечами. Его взгляд стал острым.
— Не подпускай Рашида слишком близко к себе. Могут быть неприятности.
— Неприятности? Это угроза? — спросила она.
— Считай это советом.
Размышляя над его таинственными словами, она кивнула.
— Буду рада увидеть твой дом, Кеннет. Можно мне приехать? — она помедлила. — Я возьму с собой Рашида. Он извинится перед тобой за свою грубость.
Он посмотрел в сторону. Его щека задергалась в нервном тике, словно он подавлял какое-то сильное чувство.
— Да, конечно. Приезжай завтра на чай. Файф-о-клок. Чай по английским правилам пьют в пять часов.
Голос его был абсолютно лишен эмоций и интонаций. Холодный вежливый английский герцог снова подавил горячего эмоционального египетского воина. Бадра вздохнула и, вспомнив обычаи западной цивилизации, подала ему руку.
— Спасибо. Я не хочу, чтобы между нами были натянутые отношения. Теперь мы снова друзья? — мягко спросила она.
Кеннет молча смотрел на ее руку, медленно взял ее холодные пальцы в свои и пожал. Она пристально глядела в его глаза. И тут он вдруг дернул ее за руку и сильно привлек Бадру к себе. Его руки, как стальные обручи, сомкнулись вокруг нее. Она задохнулась, чувствуя себя жертвой в кольцах громадной анаконды, о которой читала в одной из книг в библиотеке лорда Смитфилда.
На его лице расплылась улыбка. Бадра начала испытывать тревогу от чрезмерной близости сильного мужского тела. Она забыла, каким он был сильным. Она забыла его настойчивость в достижении того, чего он желал. Она забыла о многих вещах.
Он нагнулся над нею. Внутри у нее все застыло. Она вспомнила про его поцелуи там в Египте, в пещере. Ужас боролся в ней с желанием.
Его запах окутывал ее теплым облаком. Пряный незнакомый запах его гладко выбритых щек перемешался с запахом сандалового мыла, который напомнил ей, что это Хепри, ее защитник. Когда-то его усердная преданность превратилась в безропотное послушание. Если бы она попросила его прыгнуть со скал в Амарне, он бы прыгнул, да… Тогда.
Но не теперь. В его голубых глазах светилась решимость. Его неослабевающие горячие объятия говорили ей о том, что она больше не была в безопасности.
Страхи понемногу оставили ее, когда он приблизил к ней свои губы и подарил ей нежный почтительный поцелуй, в котором не было прежней страсти. И, к его удивлению, Бадра ответила на его призыв. Осмелев, она возвратила ему его поцелуй, увлеченная новыми для нее ощущениями, сливающимися внутри нее в горящее пламя.
И тогда он прижался к ней всем телом, запрокинул ее голову так, что слетела ее шляпа, и стал неистово целовать ее лицо, глаза — и снова губы. Тот нежный поцелуй перешел в нечто иное, наполненное тоскою по ней и желанием. Его сила заставила бешено биться ее сердце. Губы Бадры раскрылись навстречу этой силе страсти. Его зубы прикусили ей нижнюю губу. Легкий стон наслаждения вырвался у нее из горла.
Потом, вдруг так же неожиданно, он отпустил ее. Она отпрянула назад, почти потеряв равновесие.
— Снова друзья, Бадра? — хрипло переспросил он, переводя дыхание. — Ты действительно уверена, что хочешь этого?
Она все еще дрожала. У нее заметно тряслись руки, когда она попыталась взяться за ручку двери и вернуться обратно в дом. Она стремительно взбежала по лестнице. Надо было разыскать Рашида и рассказать ему о загадочном предостережении Кеннета.
Бадра легко постучала в его дверь. Изнутри доносились горестные причитания. Встревоженная, она открыла дверь и вошла, включив лампу.
Спящий Рашид метался по кровати и стонал. Бадра с жалостью дотронулась до него.
— Рашид, проснись. Ты бредишь.
Он сразу вскочил. Волосы его слиплись от пота. Его глаза встретились с ее глазами, и он отпрянул:
— Тебе не следует быть здесь, Бадра.
— Мне нужно поговорить с тобой. Хепри предупредил меня, что тебе грозит опасность, и велел избегать тебя. Он сказал, что могут быть неприятности. Почему?
Рашид глубоко вздохнул:
— Так я и думал. Он нашел это и думает, что вор — я.
Бадра застыла от страха.
— Вор?
— Кто-то проверил мою сумку. Нарушена моя предохранительная метка, — он презрительно засмеялся. — Хепри уже не тот воин, таким был когда-то. Он много чего забыл.
— Но что он имеет против тебя?
Ее телохранитель взял свою свернутую постель, вынул шерстяной мешок, залез рукой внутрь и что-то достал.
— Вот, — с сожалением сказал он.
Это было золотое ожерелье принцессы Мерет.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
Ожерелье как будто дразнило ее. Бадра терла глаза, не веря себе. Оно возвратилось к ней, осыпанное песчинками зла, которые она не могла стряхнуть.
Значит, Рашид знал, что она продала пектораль. Его темные глаза пристально смотрели на нее.
— Почему, Бадра?
Ей казалось, что его негромкие слова громом раздавались в этой тихой комнате.
— Почему ты украла у Хепри эту вещь? Из-за денег?
Она беспомощно пожала плечами.
— Каким образом это попало к тебе?
Он глубоко вздохнул, вертя ожерелье в руках.
— Я увидел, как ты его продавала. Когда магазин закрылся, я вернулся туда, проник в магазин и взял его. — Его лицо приняло решительное выражение. — Ты должна вернуть ожерелье в гробницу.
