– Тебе тоже нравится Виктор? — вдруг огорошил он ее неожиданным вопросом.
Ника сначала закашлялась, а потом, когда кашель стих, расхохоталась:
– Издеваешься или как? Да у господина Воронцова-младшего такой вид, словно он как минимум последние десять лет бухал не переставая! Рядом с таким и стоять-то стыдно! Облезлый, как подзаборный кот, а ведет себя при этом, словно тебе большое одолжение оказывает одним своим присутствием. Польститься на него можно только в том случае, если у тебя зрение минус десять диоптрий!
– Похоже, другие наши коллеги считают иначе, — заметил Никита, с трудом удерживая довольную улыбку. Никины слова пролились бальзамом на его сердце.
– Слышал бы ты, что они говорят про Виктора, когда его поблизости нет! — Ника презрительно скривилась. — Да никому он и на фиг не сдался как мужчина, все только и думают, как бы его понадежнее заарканить и получить доступ к его кошельку. Еще бы, наследник целой мебельной империи! Да к тому же неженатый! А то, что он — размазня и бабник, вдобавок к тому, что алкоголик, это никого не волнует. Каждая считает, что стоит ей только заполучить вожделенный статус мадам Воронцовой, как она тут же загонит мужа под каблук, откуда он и пискнуть не посмеет. Смотреть на этот зоопарк — и смех, и грех. Все словно ослепли и поглупели, никто даже не хочет задуматься, а отчего это вдруг такой лакомый кусочек в столь солидном возрасте по-прежнему разгуливает холостым.
– А каково твое мнение на этот счет?
– Мое?! Да тут и думать нечего: от охотниц за состоянием этот крендель научился отбиваться еще когда только первые свои усы сбрил. Мне так кажется, что его любимая тактика — наобещать с три короба, получить доступ к телу, а потом изящно смотаться. Или того пуще: демонстративно переключиться на другой объект и заодно понаблюдать, как бывшая и нынешняя избранницы будут друг другу глотки рвать. У него от этого явно самооценка вверх ползет. А нормальные женщины его стороной обходят, на хрена им такой спутник жизни сдался? Впрочем, у нас в редакции нормальных нет, это я уже поняла. Все словно с ума посходили! Только и разговоров, что о Воронцове! Я уже не выдержала, сказала им сегодня, чтобы шли трещать в другое место, да кто ж меня послушает? Он же забавляется с девчонками, словно кот с мышами! Съесть, конечно, не съест, но понадкусывает — это точно. И будет играть на нервах до последнего, пока все его бывшие пассии не объединятся и не пошлют его куда подальше.
Впрочем, вряд ли такое случится: как-никак перечить хозяину — это несусветная глупость, вмиг без работы останешься!
– А с чего это вы все вдруг решили, что Виктор — ваш начальник? — раздраженно спросил Никита.
– А разве это не так? — вопросом на вопрос ответила Ника. — Стоит ему только щелкнуть пальцами, и любая из нас лишится своего места.
– Вовсе нет! — Никита сердито мотнул головой. — Наш журнал подчиняется непосредственно Воронцовым-старшим и от прихотей Виктора не зависит. Скажу тебе больше, у нашего издания полный иммунитет к Виктору, мне было это гарантировано, когда я только приступал к обязанностям главреда.
– Ну а раз так, почему бы тебе не попросить этого плешивого баловня судьбы больше нас не беспокоить? Ведь достал уже, реально достал! Каждый день одно и то же: пока он торчит в редакции, ни к кому по работе не подойдешь, все только и знают, что выпендриваются перед Виктором! Даже Раечка с Зинаидой хоть сами перед ним задницами не крутят, зато наблюдают во все глаза за тем, как это делают другие, и подначивают их втихаря. Тоже, типа, безумно заняты, зрительницы, мать их так!
– Ну, я сегодня вроде всколыхнул всех…
– А толку-то? — горячо возразила Ника. — Ну, изобразили все дружно напряженный труд ума, и что дальше? Статьи мне, между прочим, так никто и не предоставил. И я прекрасно знаю, что произойдет через неделю-две. Все по-прежнему будут строить глазки Воронцову, а я буду в полном цейтноте писать недописанное ими и вылизывать то, что должны были сделать другие. Потом я снова сорвусь до истерики, ты примчишься ко мне и будешь гладить по голове и говорить «это наш журнал», «мне не на кого больше положиться, кроме тебя» и все прочее. Я, разумеется, соберу всю волю в кулак и сделаю то, что ты от меня просишь. Только вот один маленький вопрос — зачем? Зачем мне это все?
– Ну вот, решили о работе не упоминать, а в итоге только про нее и разговор, — грустно усмехнулся Никита. — Значит, думаешь, пока в редакции торчит Виктор, ничего с журналом не получится? Что ж, попытаюсь предпринять кое-какие шаги, чтобы убрать его от нас.
– Только учти: как только наши дамы узнают, что это была твоя инициатива, тут же озлобятся. Они, по-моему, на работу теперь ходят исключительно ради того, чтобы Воронцова повидать. Такие военные действия ведут, что ой-ой-ой! Не боишься, что они против тебя выступят?
– Отнюдь! Вот у меня в отличие от Виктора есть полное право штрафовать и увольнять тех, кто слишком много о себе возомнил. И я не премину воспользоваться этим правом, если возникнет такая нужда. Насколько я понял, настоящих профессионалов-журналистов, знающих, как правильно писать о мебели и мебельном бизнесе, в редакции не наблюдается. Ты, разумеется, не в счет. Значит, если я разгоню эту шарашкину контору и наберу других сотрудников, если что-то в работе редакции и изменится, то только к лучшему. Поскольку хуже, чем есть, быть уже не может. Пока все верно?
– И да, и нет, — поморщилась Ника. — Во-первых, я не уверена, что тебе удастся воздействовать на наследника. Ну прости ты меня, ты — птица не того полета, чтобы указывать этому товарищу, как себя вести. Да и хозяевам Виктор все-таки родной человек, а ты — всего лишь приглашенный наймит. А во-вторых — пожалуйста, не перебивай меня! — чтобы избежать повторения этой ситуации, тебе придется брать на работу исключительно мужчин. Не буду говорить, что это плохо, — по мне, так все равно, какого пола твои сотрудники, лишь бы свои обязанности исполняли. Но ты забываешь, с кем имеешь дело. Это сейчас в редакции полный раздрай, потому что один Воронцов на семерых не делится, как ни крути. Даже на пятерых не делится. А вот если они снова объединятся, тебе придется кисло.
– Ты так их боишься?
– Никита, я видела, на что они реально способны. И мне отчего-то не хочется, чтобы ты попал под раздачу. Ты…
– Что же ты замолчала? Договаривай! — ласково подбодрил ее Аникушин.
Ника некоторое время поразмышляла, а потом решилась — как в омут с головой нырнула.
– Ты мне небезразличен. И я не хочу, чтобы с тобой что-нибудь случилось. Я понимаю, что снова пытаюсь наступить на те же грабли, но в конце концов — так тому и быть, раз уж я такая глупая и ничему в своей жизни не учусь. Да, ты мне очень сильно нравишься! Раньше бы я сказала, что влюбилась в тебя, но теперь я не уверена, что снова могу испытать это чувство. И дело тут не в тебе, а во мне; просто я запуталась — сильно запуталась. После Мишки мне кажется, что внутри меня все замерзло. Я теперь даже на мир словно со стороны смотрю, из-за стекла какого-то. И все эмоции вокруг меня — словно через вату. Сегодня вот первый раз, когда прорвало. Да, не думай, что я навязываюсь тебе, — ни в коем случае! Просто вот говорю все, как есть. Извини, наверное, очень сумбурно получается. Я и сама не знаю толком, как объяснить все то, что сейчас во мне бродит. Хочу одновременно и чтобы меня в покое оставили, и чтобы не отпускали от себя. Я запуталась, правда…
