Так голову Ее ко рту своему прижимаю и к уху. Прием. Salve Regina![59]А пошлешь спасение, так я не только на мессу дам, но и большие пожертвования в Краков сделаю и даже в сам Рим пойдут — клянусь — большие суммы на богослужения за мою душу и за душу Отца Святого[60]. Потому что и Отец Наш Святой очень сильно сдал. Боковой придел в святилище в Лихене, что возводится по благословению папскому, построю. Ну ладно, пусть не это, но в Неаполь поеду молитву вознести к крови Святого Януария, где все самые богобоязненные сыновья Твои в Господе из самой сицилийской мафии молятся. И женщины их в черных платках с лицами, черными от солнца и слез. Туда, где берут каждый год эти пробирки или трубочки какие-то с загустевшей за столетия кровью сего святого, к ним все взывают, и под воздействием этого исполненного веры призыва кровь снова приобретает свойство текучести. Матерь Божья, клянусь Тебе, что десять, ну… семь процентов оттого, что заработаю, Тебе отойдет, ну как? Прием! Тут я голову к уху прислоняю. Невыгодно? В Твоих собственных интересах, чтобы я как можно больше зарабатывал потому что чем больше я заработаю, тем больше будут весить эти семь процентов нетто. Молчит голова. Только шум, как будто море шумит в раковине. Такая раковина-пепельница стояла у нас на комоде. Не попусти погибели моей тут, ибо волцы-лисицы только и чают заблудшего меня! Облобызал я благоговейно голову пресвятую и назад в карман спрятал.
* * *
Раз-два-левой, раз-два-левой! Идет себе раб божий (Б.Р.) с Пресвятою Девой! Идет колеею, рощами-перелесками. На Лихень путь его, потому что как пустились люди за лихвой, то от лихвы той лихой только Лихень и поможет. Мне не холодно. Мне не холодно ничуть. Я не промок. Изморозь меня не моросит. Мне не холодно, я не промок, я не заблудился, и вдобавок я не голоден. Я не в жопе. Я не в сраной жопе. Да и срать мне на то, что я в сраной жопе. Не темно. Волки не воют. Моя правая… Моя правая нога тяжелая как, блин, колода! Моя правая нога проламывает тонкий лед на луже и попадает в воду! По всему моментально расслабившемуся телу протекает поток энергии. Моя левая но… но… Кашпировский мне отсчитывает один-два-три. Но что это?! Ничего нет! Ни озера лесного нет, ни туманов! Нет их. Нет, не сошел же я с ума. О!
Если вы собирались позвонить в дурдом, то, думаю, вы давно упустили подходящее время, оно ушло, утекло. Ибо, только я сказал в самом начале, что ощущаю себя этой самой Б.Р., надо было сразу набирать номер, а теперь поздно — псих уже гуляет по комнатам, по гостиным, уже колотит фамильный фарфор, надо было вязать его, когда он был только в прихожей. Алло, так, мол, и так, пожалуйста, немедленно приезжайте на улицу Ягеллонскую, один тут у нас объявил себя Барбарой Радзивилл, не забудьте смирительную рубаху прихватить. Поздно. А что своевременно не сделано, то пиши пропало. А теперича, стало быть, слушайте. Даже если вам слушать не хочется. Вы заперты в палате без дверных ручек и обязаны слушать. Если хотите музыкальное сопровождение, то можно пустить фоном какие-нибудь там нежные арфы вроде как для танца нимфам водным. Короче, я не утверждаю, что все было именно так, но упомянуть стоит. Шел я перелесками, пока в лес густой не углубился, где еще темнее, но не так сыро. Долго шел я этим лесом, но вдруг кусты расступились и передо мной явилось озеро лесное. Большое, шикарное. Стеклышки у меня в очках запотели, так что через капли я вижу только размытые серебряные звездочки. Пологий спуск на песчаный берег. Но я не спускаюсь, ибо как знать, какие призраки там рыщут?
* * *
Небо с кометой надо мной, мокрая одежда на мне. А во мне ничего — ни жратвы, ни питья. Подо мною песок и шишки. Передо мной за кустами плещется посинелая вода озера. Где-то схваченная ледком, но лишь наполовину. Со странной какой-то посредине башней. Эта ночь не похожа на другие. Сжимаю изо всех сил голову Пресвятой Девы, так, что того и гляди разлетится вдребезги на мелкие реликвии. Дальше идти сил нет, а возвращаться неохота, и главное — рядом никого. Если бы ты сейчас оказался здесь, ах, если бы этот парень сейчас вырос передо мной, как призрак из озера, но не из тумана сотканный, а из Саши живого, из крови, костей и мышц (и пусть уж немножко из жирка, ну что, Сашенька?), то все было бы иначе.
О, шеф, а мы как раз вас ищем! Мне знакомы эти места, я здесь когда-то у Гопланы[61]ожерелье реквизировал; с Фелюсем, шельмочка эдакая, и со мной в своей башне развлекалась. Я знаю это озеро, я здесь когда-то у Попеля[62]крыс, твою мать, косил из калаша, а потом эта его вредная Брунгильда пришла вся растрепанная, сначала вообще платить не хотела, а потом какие-то допотопные монеты, которые давно уже из обращения вышли, пыталась всучить, но пришел Фелек, попробовал на зуб и сказал, что это золото… Что вы, шеф, все переживаете, что это земли Солтыса, эта лужа уже давно им выкуплена, он велел переименовать озеро из Гопло в Солтысовице, здесь ни один волос с вашей головы не упадет. Да и я знаю это озеро, я здесь когда-то у Свитезянки[63]в охране работал и гриль-бар здесь же у автострады держал. А к автостраде это, шеф, туда, перелеском, просекой, через выгон и лужок… Ну же, пошли домой! Знаю я это озеро, знаю я эту лужу, оно образовалось из слез одной русалки с Украины, которую мы всем нашим дружным коллективом жарили на ближайшей автостраде; не хотела она у дальнобойщиков отсасывать, вот и стоял плач; то ли Светлана, то ли Гоплана, как-то так она звалась. Мы ее прямо тут вместе с тогдашним шефом, толстым Болеком, оприходовали, вот она свои очи и выплакала и превратилась в озеро. Знаю, знаю, вот, шеф, у меня для вас чекушечка кое с чем для сугреву, а вот моя лапа с контрафактным «ролексом», которой я вас обнимаю, а вот воблочка, подкрепитесь, шеф, а вот как раз в кустах мотоцикл стоит, и, если не имеете ничего против, мы вас с удовольствием подвезем. А вот мой ножичек, которым я вас защищать буду. И тогда в темноте блеснул нож-выкидуха, а я в землю скромно так уставился, а Саша летящей походкой приблизился и сказал: «Ко мне, ко мне иди». Саша! Где ты?! Протянул я к нему руку…
…но исчез Саша. Ветерок повеял, облако развеял. И растворился мой Саша в молочном тумане.
А что? Может, пойти по берегу озера, тут должна быть лесная тропинка. Ну а с другой стороны, чудесные ароматы, чудесный воздух у нас в Польше! Чудесны леса наши! Волков уже почти не осталось, нет. Мне не холодно, нет. Мои ноги не промокли. Какое мне дело до того, что есть и волки и что ботинки мои полны воды! О, вон просвет между деревьями и, наверное, дорога. Спасен! Стшельно: пятнадцать километров. Монастырь норбертанок! Ну, может, утомленного паломника сестры примут под свою крышу! Вот дорога, иду по ней. Эй, человек! Остановись! А чтоб тебя! Тьфу! Проехал. Только окатил меня водой. Иду. Иду. Эй! Остановись, мать твою! Кто не на колесах, тот для них не человек!
