Все утратило всякий смысл, говорил он себе, лишилось внутренней связи и, что хуже всего, с невероятной быстротой превращается в томительную, тошнотворную рутину. Но действительно ли этот процесс начался только теперь? А может быть, то, что он почувствовал сейчас, накапливалось годами еще в Чикаго, и переезд в Нью-Йорк, новый образ жизни и отрыв от привычного окружения только открыли ему глаза на то, что действительно происходило в его жизни?
До Нью-Йорка все было очень просто. Домашняя обстановка, поездки по утрам из Эванстона в Луп, деловую часть Чикаго, на работу в течение восемнадцати лет супружеской жизни.
Еще и до женитьбы Палмер каждое утро проделывал этот путь в город, за исключением тех лет, когда служил в армии во время войны. А по вечерам его неизменно ожидали все те же лица, комнаты, вечеринки, люди, кресла, окна, виды и разговоры, разговоры.
Такого рода привычные вещи, думал он, способны обволакивать плотной защитной оболочкой все существенное и важное. Вначале эта оболочка помогает не замечать очень важные вещи. Затем, когда оболочка из привычных людей, мест и вещей становится все более плотной, она не только заслоняет то, что погребено под ее покровами, но и дает возможность совсем забыть о существовании самого важного. Но так как то, что попало в тенета этой оболочки, и есть ты сам, подумал внезапно осознавший это Палмер, то неизбежно наступает смерть твоего «я». Место твоей личности занимает уже эта самая оболочка, на которую ты некогда смотрел как на защитную. Итак, ты кончаешь тем, что превращаешься в собственный саван. Палмер порывисто вздохнул, опять взял в руки «Таймс» и вновь проглядел те же заголовки, словно видел их впервые. Похоже, что кризис на Среднем Востоке миновал наиболее опасную стадию и приближался к своему разрешению. Палмер подумал о том, что сегодня утром на бирже в связи с этим непременно начнется горячка, продажа акций; после полудня курс на них, несомненно, начнет падать, а затем последует лихорадочная покупка акций, которая, однако, не сможет выровнять общий баланс этого дня. У Клиффа Мергендала, ведающего в ЮБТК ценными бумагами, сегодня наверняка будет тяжелый день.
Машина остановилась у гостиницы «Плаза» из-за образовавшейся там пробки в уличном движении. Палмер подумал, что в дальнейшем, по-видимому, все больше времени будет уходить на то, чтобы, торопясь куда-то, простаивать на месте из-за таких вот пробок.
Палмер нетерпеливо отшвырнул газету и тут же подумал, что шофер заметил это и, наверно, сообщит либо по телефону, либо другим способом, каким обычно втихомолку распространяются различные новости по банку, что Палмер нынче не в духе. Повернувшись к окну, он стал разглядывать фонтан в центре площади, у входа в «Плаза».
А в конце концов, почему бы и не превратиться в собственный саван? Это удобная, хотя и несколько надуманная формула жизни, которая, однако, по существу ничего не решает. По-видимому, вообще не может быть четкого решения проблем, возникших между ним, Эдис и детьми, потому что, черт побери, совершенно неясно, что же все-таки произошло?
– Сэр, вам что-нибудь угодно? – спросил шофер.
Потревоженный столь неожиданно, Палмер уставился шоферу в затылок и довольно резко спросил: – В чем дело?
– Вы что-то сказали, сэр?
– Разве? – удивился Палмер. Неужели я вслух проклинал свою жизнь? – подумал он. А что, собственно, я мог проклинать? Наверно, самого себя? Но только ли самого себя?
– Нет, нет. Ничего,– сказал он шоферу.
Затор разрядился, так как стоявший на углу полисмен, пропустив достаточное количество машин из поперечных улиц, по которым в центр города обычно направлялись люди из района Куинс, открыл на несколько секунд движение по Пятой авеню. «Кадиллак», в котором ехал Палмер, ринулся с места рывком, похожим на прыжок кролика, совсем как дешевые автомобили, и Палмера откинуло на спинку сиденья.
– Простите, сэр.
– Не беда, Джимми. Наверстывайте, не теряйтесь.
Шофер вежливо посмеялся, и Палмеру стало мучительно стыдно, что шофер вынужден притворяться, будто его начальник сказал что-то остроумное. Черт бы побрал все это вместе взятое, от души пожелал Палмер. И черт бы побрал лицемерное солнце этого несчастного утра.
Тут же, устыдившись, что так поддался настроению, Палмер выпрямился, поднял смятую газету и аккуратно ее разгладил, перед тем как снова водворить на место рядом с собой. Искупив таким образом грех своей эмоциональной вспышки, он стал смотреть в окно, слегка прищуривая глаза, в стремлении вобрать в себя немного солнечного света и чуточку приободриться.
В то время как машина стремительно приближалась к банку, Палмер представлял себе, как лучи солнца, падавшие все более вертикально по мере приближения к полудню, тяжелыми каскадами проникают сейчас сквозь стеклянную крышу, заполняя изнурительным зноем весь верхний этаж здания банка. Даже большие жалюзи под потолком его кабинета не в состоянии полностью оградить от этих ослепительных лучей.
О, если бы только можно было свести всю эту унылую внутреннюю опустошенность к обычной головной боли, подумал Палмер, тогда у меня были бы законные и понятные причины для того, чтобы так ненавидеть это утро. И какие-нибудь две таблетки аспирина могли привести все в норму. Но где же взять таблетки против болезни, которая теперь причиняла ему подлинные страдания? С этим немым вопросом он подъехал к главному входу. Выйдя из машины, Палмер поблагодарил шофера и отпер боковую дверь, ведущую в банк, собственным ключом.
Глава десятая
Было без пяти девять, когда Палмер, по пути кивком головы поздоровавшись с секретаршей, вошел в свой кабинет и направился к письменному столу. Постояв немного у стола, он оглядел ряды сигнальных кнопок, каждая из которых имела свою шифрованную надпись, состоявшую только из согласных. Слева направо, по порядку шли следующие надписи: «Скртр» (в приемной), «Бркхрдт», «Мргндл», «скртр», «жлз». Кнопка с надписью «Бркхрдт», как он узнал впоследствии по собственному опыту, почти никогда не давала возможности соединиться со стариком. Однако Палмер знал, что почти половина всех цветовых сигналов интеркома соединялась с кнопкой Бэркхардта. Надпись «Мргндл» означала имя Клиффа Мергендала – вице-президента и ответственного секретаря ЮБТК, который ведал прежде всего портфелем ценных бумаг, а кроме того, он вел дела наиболее крупных клиентов. Помимо всего этого, он еще руководил деятельностью отдела ценных бумаг и имуществ, управляемых по доверенностям. Кнопка же «скртр» не имела еще конкретного адресата, так как Палмер никак не мог выбрать время для того, чтобы подобрать девушку, которая будет выполнять функции секретаря,– Палмер про себя уже назвал ее «скртрша». Кнопка «жлз» управляла системой жалюзи, которые Палмер с первых же дней работы в своем кабинете решил держать полуоткрытыми и забыть о них. На правом краю табло с сокращенными надписями, лишенными гласных – они напомнили ему условные знаки на майках бейсболистов из команды «Нотр-Дам»,– были две особые кнопки, на которых полностью значились имена двух первых вицепрезидентов банка: Гарри Элдера и вице-президента – казначея Дж. Фиппса Карса.
