Ознакомительная версия. Доступно 9 страниц из 44
После ужасной квартиры снимали в западном порту. Так называется пространство за зелеными воротами: московский западный порт. Я приехала позже остальной группы и долго шла по огромным асфальтовым площадкам, смотрела на горы песка (может, с пятиэтажный дом, может, с девяти), которые все увеличивали синие краны с экскаваторными ковшами, гордилась тем, что я, маленькая такая, иду посреди бесконечных индустриальных полей и нисколько не боюсь, и вообще, царь зверей. Шла и понимала художника-постановщика, который выбрал для съемок безумное место, в котором и пирамиды-пески-пустыни, и северное море с ледяным ветром, и синие жирафы. А когда добралась до нашего желтого автобуса, оказалось, что снимаем в темном углу заброшенной котельной и, кроме новехонького красного вентиля, одиноко лежащего на чистой золотистой фанерке, там нет ничего особенного. Хотя переплетения труб, конечно, заслуживали некоторого внимания: как в старой спектрумовской ходилке. Но на улице в осыпающейся куче щебня три щенка, два черных и рыжий, поев киношного супчика, играли в царь горы, и это как-то примиряло.
А вчера ездили в Серебряный бор, тот, что в Химках, и у воды снимали двух замерзших актеров. За их спинами то и дело проплывали пароходы, по кружевному мосту проезжали поезда, и, если бы над ними пролетел самолет, я бы не удивилась, хотя это была бы калька с картины Анри Руссо («что-то там в Руасси»[6]), а не только с Мальчиша-Кибальчиша. Позже сидела на парапете над мутной водой, и, завернувшись в красное одеяло, ела кинокорм, и чувствовала себя в зеркале, потому что узнала пейзаж, виденный сколько-то лет назад, но с другой стороны, когда училась в кульке на том берегу реки. Мы гуляли тогда с безвозвратно ушедшим в прошлое детским врачом-эсперантистом, навестившим меня в общаге, и я свято не понимала, чего он хочет. А еще через год я, разом перестав замечать и реку, и мост, и небо, сбегала с занятий и ехала в Солнцево, чтобы увидеть бородатого похмельного мужчину, который на тот момент воплощал весь свет моей жизни. Ныне же, в красном одеяле, снова вижу и реку, и небо, и мост, а в придачу еще и песчаный пляж, и лес, не утративший пока всех листьев, но накопивший в ногах уже солидное количество золотого, коричневого, шуршащего — столько, что не холодно валяться на спине и чувствовать себя восхитительно свободной, до того момента, пока режиссер не завопит истошно, призывая всех грузиться в автобус и ехать в Одинцово, конфетное, переливающееся фонариками, леденцовое, где еще будем снимать и снимать, катаясь в темной машине, полной синих густых волн негритянской музыки, и я несколько запоздало додумаю, что из всех возможных свобод для меня драгоценна только одна — длить и длить это бесконечное предложение…
В кино столкнулась с необыкновенным структурированием времени. Если я делю сутки на день, вечер и ночь (утро обычно просыпаю), то здесь время разбито на секунды и плотность жизни возрастает соответственно. От этого сознание сдвигается ничуть не хуже, чем от наркотиков.
Весьма поучительно наблюдать за нашим режиссером. Это один из самых совершенных манипуляторов, которых я встречала. Причем методы у него нехитрые — отец народов и кровожадный тиран в одном лице, все предсказуемо, но действует идеально. У половины съемочной группы уже стокгольмский синдром (когда заложники влюбляются в террориста) — режиссер заканчивает в три часа ночи смену, которая началась в шесть утра, и говорит людям: «Спасибо, ребята, мы сделали это», и они чуть ли не слезами радости заливаются, хотя, по сути, их бесплатно трахали черт-те сколько времени, и, кроме оговоренной в контракте суммы, они не получат ни премии, ни славы. Лично я плачу своими переработками за науку, хотя сама бы не хотела использовать подобные методы: кажется, это кармически вредно так беззастенчиво манипулировать людьми ради своих целей. В конце концов, не за родину работаем и даже не за искусство, а ради личного успеха одного человека.
Приятно было познакомиться с главной актрисой. Похоже, удивительно хороший человек, несмотря на устойчивую репутацию стервы. Из породы воинов-монахов, которые достаточно часто встречаются среди балетных и цирковых, но среди актеров редки. С этим человеком приятно делать одно дело, и она, правда, хорошая актриса.
Далеко не все они таковы. Блондинка, у которой одна извилина, и та от парика, играет в фильме звезду, но на съемочной площадке все до последнего рабочего знают, кто здесь настоящая звезда — та бледная брюнетка в черном пальто. И это, похоже, невыносимо для самолюбия блондинки. Поэтому она пытается обращаться с костюмерами и гримерами как с горничной Наташкой. Я не отвечаю — ровно до того дня, когда закончится ее последний съемочный день. Не стоит портить актеру настроение в процессе, но после-то, после…
Группе дружно не нравится главный положительный герой. Завтра у нас эротическая сцена, и народ дуется оттого, что какой-то боров будет трахать нашу девочку. Не могла, не могла наша умница полюбить этакую дубину, разве что было совсем уж одиноко. Хотя парень очень хороший и добрый, только великоват малость. Представитель заказчика — женщина, проводившая кастинг, — выбирала его, исходя из каких-то своих соображений и потребностей.
Кроме прочего, на съемках происходит много такого, что журналисты любят называть смешными моментами. Когда человека успевают перехватить за секунду до того, как он плеснёт в огонь бензин прямо из двадцатипятилитровой канистры. Когда после дикого скандала напуганные рабочие носятся от костра к костру со стаканчиками, каждый раз пробегая метров десять к канистре, вместо того чтобы взять ее с собой (проще говоря, с ложкой в погреб). Когда в ответ на яростный вопль режиссера «на х… все из кадра!!!» трое здоровых мужиков в черно-красных куртках падают на землю и метров пять ползут среди редкого золотого кустарника, не смея встать и отбежать. Очень, очень смешно. Но кто в армии служил, тот в цирке не смеется — я теперь тоже не буду.
Сегодня в костюмерной обнаружила, что для главной героини купили бежевенькую домашнюю маечку, на которой скромным готическим шрифтом написано КГ/АМ.
Вообще, у нас работают милые и талантливые актеры: Второй Положительный Герой, тонкий, умный и печальный, умеет шевелить ушами по кругу, не меняя выражения лица. Главный Насильник время от времени поворачивает язык поперек. Герой-Любовник страшно красивый: имеет бицепсы толщиной с мою ляжку и подбородок с ямочкой. Похоже, нас ждет успех.
Железнодорожные рельсы сегодня тут и там были усыпаны оранжевыми рабочими — так по-осеннему…
Высоко в небе парил, поймав ветер, черный пакет, ручки его были воздеты, и казалось, он не упадет никогда.
Снимали флэшбэк изнасилования «глазами обдолбанной героини». Тр и актера остервенело трахали подушку. Нужно произносить какие-то реплики, но текста на этот случай не существовало, потому насильники обращались к подушке с произвольными речами «да, моя сладкая, есчо, есчо…», называли ее уменьшительными именами режиссера и продюсера, и вообще, многое себе позволяли. Главный Положительный Герой, который не трахал, а только смотрел, говорил: «Не надо, ребзя, да вы чё» и кидался в камеру предметами одежды. Это и называется «настоящее веселье».
Ознакомительная версия. Доступно 9 страниц из 44
