— По крайней мере, тебе не будет скучно, — говорила она. Ее тревожило, что я могу быть недостаточно занята работой и мне в голову могут прийти глупые мысли.
Сьюзи и главным образом ее муж сочувствовали мне. Муж Сьюзи был вежливым и любезным человеком, хотя принадлежал к одной из богатейших семей страны. У него было совершенно другое отношение к домашним слугам. Он всегда убеждал свою жену, что ей следует поговорить со своей матерью. Она должна объяснить ей, что та должна лучше обращаться со мной, а самое главное — что должна хорошо платить мне. Мне он говорил, что это позор, что такая влиятельная и богатая женщина, как Жестокая Мадам, беспощадно эксплуатирует такую юную и беззащитную девочку, как я.
Поэтому Сьюзи каждый раз, когда я стирала белье или выполняла другую работу для нее, давала мне немного денег. Иногда пятьсот рупий, иногда триста, иногда двести[16].
При этом она всегда сообщала своей матери, что дала мне деньги. Может быть, она боялась, что я собираю деньги, чтобы убежать домой.
Жестокая Мадам каждый раз отбирала их у меня и говорила, что она отдаст мне эти деньги потом. Сейчас же они мне якобы не нужны. Всеми силами она старалась не допустить моего побега.
Я уже давно ничего не слышала о Зите. Лишь один раз мне удалось позвонить ей из дома Сьюзи. По той причине, что в доме Жестокой Мадам мне никогда не удавалось подобраться к телефону. Когда ее не было в доме, она всегда закрывала на ключ комнату, где стоял телефон. А в кухне телефона не было. Таким образом, когда я бывала у Сьюзи, я пыталась использовать возможность и позвонить Зите. Я делала это несколько раз, но мне не удавалось дозвониться до нее.
И все же один раз она наконец взяла трубку. Я всхлипнула и сказала:
— Зита, намаскар, это я, Урмила.
— Урмила, намаете, как хорошо, что я тебя слышу! Как у тебя дела? Почему ты никогда не звонишь мне?
Было так чудесно слышать голос Зиты! Учитывая мое одиночество у Жестокой Мадам, она казалась мне почти родственницей или подругой.
— Я сейчас у дочери моей махарани. Твоя тетка не разрешает мне звонить тебе. Дела мои не очень хороши. Тетка часто злится на меня и обращается со мной плохо. Она не выпускает меня из дома и до сих пор мне ничего не заплатила, — с трудом произнесла я.
— О, очень жаль, — сказала Зита, — но что я могу сделать? Давай так: я поговорю со своей теткой, чтобы она обращалась с тобой лучше и отдавала тебе все твои деньги. Хорошо?
— Да, хорошо, — заикаясь, ответила я, но усомнилась, хороша ли идея, что Зита будет говорить со своей теткой обо мне. — Как дела у Паийи и Мохана? Я очень скучаю по ним, — произнесла я, и мой голос осекся.
— У Паийи и Мохана все хорошо. Паийя старательно учится в школе, у Мохана все еще есть трудности с английским. Ему после обеда больше хочется играть на компьютере, чем учить новые слова. — Она еще немного поболтала со мной, как будто ничего не происходило. Словно мы только вчера попрощались с ней.
Я почувствовала, как во мне поднимается волна разочарования.
— Я больше не могу говорить, — сказала я и положила трубку. Глубокая печаль охватила меня. Я почувствовала себя бессильной, брошенной и бесконечно одинокой.
Два дня спустя Зита позвонила Жестокой Мадам. Я слышала, как та говорила по телефону. После того как моя махарани положила трубку, она позвала меня к себе и сказала:
— Садись.
Я опустилась на колени перед ней. Уже по ее поджатым губам я поняла, что что-то не в порядке. Затем она сделала невыносимо долгую паузу. Я посмотрела на ее руки, нервно перебиравшие ожерелье и барабанившие по столу, и невольно сжалась в ожидании предстоящей грозы.
— Это звонила Зита. Значит, ты пожаловалась ей, да? Ты, неблагодарная приблудная девчонка-камалари! Дома, в твоей деревне, у тебя не хватало еды и ты бегала босиком по грязи вместе со свиньями и козами! Сейчас ты живешь в современном большом доме со всеми удобствами. Ты получаешь хорошую еду — даже пиццу, спагетти и землянику, которые ты так любишь. Ты живешь здесь вместе со мной под моей крышей. Я отдаю тебе одежду, мою одежду. Тебе нужно только пару часов в день поработать для меня, одинокой женщины, а ты еще жалуешься! Зачем ты позвонила Зите, дура? Что ты рассказала ей обо мне?
Жестокая Мадам совершенно вышла из себя, ее шея покрылась красными пятнами. Но это было еще не все. Она вошла в раж и продолжала кричать:
— Я глубоко разочарована в тебе! Ты точно такая же, как и все слуги! Ни капли не лучше и не умнее! — орала она. — Ты ленивая и неблагодарная тварь, а я уже начала любить тебя! Опять одно и то же: тхару нельзя доверять! Тхару — это крысы! Чего тебе здесь не хватает? Ну, говори! Давай, говори! — Она злобно смотрела на меня прищуренными глазами.
— Я целый день тут одна, — испуганно прошептала я.
— Что? Будь любезна, говори громче! — закричала она.
— Я почти целый день одна в доме, — повторила я. — Я боюсь оставаться одна в этом большом доме. Вы обещали мне платить за работу.
— Что? Так ты еще и наглеешь? Сначала делай хорошо свою работу и прекрати постоянно жаловаться! Значит, тебе еще и денег надо? — Она засунула руку в карман куртки и бросила мне под ноги пару купюр и монет. Так швыряют кости собакам.
— Вот тебе твои деньги! Деньги для меня — вообще не проблема, у меня их хватает! А ты делай свою работу хорошо, а не жалуйся посторонним людям, и тогда я буду платить тебе!
Она встала и повернулась ко мне спиной.
— А теперь пошла вон! Я не хочу тебя больше видеть сегодня. Неблагодарная девка-тхару
Я встала и вышла из комнаты. Деньги я оставила на полу. Мои руки тряслись, и мои колени тоже. Это мне за то, что я попросила помощи у Зиты. Стало только хуже. Как я вообще могла подумать, что это что-нибудь изменит? Теперь я больше никому не буду доверять. Это не имеет никакого смысла и в конце концов обернется только против меня.
Лишь моему дневнику я доверяла все. Я делала в нем записи, когда Жестокой Мадам не было дома. Я исписала за эти годы целых три тетради. Я писала почти ежедневно. Обо всем, что меня волновало, обо всем, по чему я скучала и тосковала. О несправедливости, об унижениях, о своих мечтах и желаниях.
Страницу за страницей я писала слова как умела — так, как они произносятся. Сначала я проговаривала слово вслух, а потом думала, как же его написать. Конечно, в моих дневниках было очень много ошибок, потому что я почти ничего не знала о правописании и знаках препинания. Но я просто выплескивала на бумагу все, что было у меня на душе: свою обиду, свое бессилие и свое одиночество.
Я придумывала свои маленькие истории. Каждая такая история — это бегство от повседневности. Истории, в которых я была свободной, в которых ходила вместе с другими детьми в школу, в которых у меня были друзья. В своем дневнике я давала отпор Жестокой Мадам и откровенно высказывала ей свое мнение. Я говорила ей, что несправедливо обращаться со мной как с рабыней. Я говорила, что она самодовольная и злобная женщина, что я буду защищаться и что она должна быть со мной осторожна, потому что однажды я вернусь и потребую справедливости.
