— Очень. Вѣроятно, она уже умерла, понимаете.
Пораженный Іоганнесъ смотрѣлъ то на учителя, то на дверь своего дома, не зная, входитъ ему или стоять здѣсь, потомъ онъ снова взглянулъ на учителя, на его длинное пальто и шляпу; онъ улыбнулся смущенный, страдальческой улыбкой.
Старый учитель продолжалъ угрожающимъ тономъ:
— Вотъ опятъ примѣръ; развѣ вы можете его отрицать? Она тоже не вышла за, того, кого любила, за жениха, назначеннаго ей съ самыхъ дѣтскихъ лѣтъ, за молодого прекраснаго лейтенанта. Онъ отправился однажды на охоту, выстрѣлъ попалъ ему въ голову и раздробилъ черепъ. И вотъ онъ явился жертвой слѣпого случая. Викторія, его невѣста, начинаетъ чахнуть. червякъ грусти точитъ ея сердце; мы, друзья ея, видѣли все это. Черезъ нѣсколько времени она появляется въ обществѣ, въ домѣ Сейеръ, она разсказывала мнѣ, между прочимъ, что и вы должны притти, но вы не пришли. Однимъ словомъ, въ этотъ вечеръ она пересиливала себя, на нее нахлынули воспоминанія о любви, она сдѣлалась нервно весела и танцовала, танцовала цѣлый вечеръ, какъ безумная. Вдругъ она падаетъ, полъ окрашивается кровью, ее поднимаютъ, увозятъ домой. Ей жить не долго.
Учитель подходитъ вплотную къ Іоганнесу и жестко говоритъ ему:
— Викторія умерла.
Іоганнесъ, какъ слѣпой, начинаетъ ощупывать вокругъ себя руками.
— Умерла? Когда она умерла? Викторія умерла?
— Она умерла, — отвѣтилъ учитель. — Она умерла сегодня утромъ, теперь… вотъ только что. — Онъ сунулъ руку въ карманъ и вынулъ толстое письмо. — Она поручила мнѣ передать вамъ это письмо. Вотъ оно. Послѣ моей смерти, сказала она. Она умерла. Я передалъ вамъ письмо. Моя миссія окончена.
И, не прощаясь, не прибавляя ни одного слова, учитель повернулся, медленно пошелъ по улицѣ и исчезъ за угломъ.
Іоганнесъ стоялъ и держалъ въ рукахъ письмо. Викторія умерла. Онъ произнесъ громко ея имя и голосъ его звучалъ рѣзко и беззвучно. Онъ взглянулъ на письмо и узналъ почеркъ, на конвертѣ стояли большія и маленькія буквы, строчки шли ровно, а та, которая писала ихъ, уже умерла!
Потомъ онъ вошелъ въ подъѣздъ, поднялся по лѣстницѣ, вынулъ ключъ, вложилъ его въ замокъ и отперъ дверь. Въ комнатѣ было темно и холодно. Онъ сѣлъ на окно и началъ читать письмо Викторіи при умирающемъ свѣтѣ дня.
— Дорогой Іоганнесъ, — писала она. — Когда вы будете читать это письмо, меня уже не будетъ въ живыхъ. Все кажется мнѣ теперь какимъ-то особеннымъ; и я не стыжусь писать вамъ, какъ-будто этому ужъ ничто не препятствуетъ. Потому что пока я была жива, я предпочла бы страдать дни и ночи, чѣмъ снова обратиться къ вамъ, теперь же, умирая, я уже не думаю такъ. Чужіе мнѣ люди видѣли, какъ я истекала кровью, а докторъ, осматривавшій меня, сказалъ, что у меня остался только кусочекъ легкаго; что же мнѣ теперь стыдиться?
Лежа въ постели, я обдумывала нашъ послѣдній разговоръ.
Это было въ тотъ вечеръ, въ лѣсу. Тогда я не думала, что это нашъ послѣдній разговоръ, иначе я простилась бы съ вами и поблагодарила бы васъ. Теперь я васъ больше не увижу, и я раскаиваюсь, что не бросилась передъ вами на землю и не цѣловала вашихъ ногъ и землю, по которой вы ходили, и не высказала вамъ всю свою безконечную любовь. И вчера и сегодня я лежу и думаю только о томъ, какъ бы мнѣ поправиться и поѣхать домой, я пошла бы въ лѣсъ, отыскала бы то мѣсто, гдѣ мы сидѣли и вы держали мои руки въ своихъ; я бросилась бы на землю, старалась бы разглядѣть слѣдъ вашихъ ногъ и цѣловала бы каждую травку кругомъ. Но я не могу поѣхать домой, пока мнѣ не станетъ немного лучше, на что надѣется мама.
Дорогой Іоганнесъ! Не страшно развѣ подумать, что я родилась и жила только, чтобы любить васъ, а теперь прощаюсь съ жизнью. Повѣрьте мнѣ, такъ странно лежать и ждать, когда наступитъ тотъ день и часъ. Шагъ за шагомъ отдаляюсь я отъ жизни, отъ людей, идущихъ по улицѣ, и отъ шума экипажей.
Весны я, навѣрно, уже не увижу, и эти дома, улицы и деревья въ паркѣ переживутъ меня. Сегодня мнѣ позволили посидѣть немного на постели, я глядѣла въ окно и видѣла, какъ на улицѣ встрѣтились двое, поклонились, подали другъ другу руки и смѣялись тому, что говорили. И мнѣ казалось такимъ страннымъ, что я теперь сижу и смотрю на нихъ, и я должна умереть. Я невольно думала: вотъ эти двое и не знаютъ, что я сижу здѣсь и жду своего смертнаго часа; но если бы они и знали это, они бы все такъ же поздоровались и бесѣдовали другъ съ другомъ. Прошлую ночь, когда было темно, мнѣ показалось, что я должна умереть, мое сердце перестало биться и мнѣ казалось, что до меня доносится издали уже вѣяніе вѣчности. Но черезъ нѣсколько мгновеній я пришла въ себя и снова начала дышать. Это было ощущеніе, не поддающееся описанію. Но мама думаетъ, что я видѣла во снѣ нашу рѣку или водопадъ.
Боже мой, вы должны же, наконецъ, узнать, какъ я любила васъ, Іоганнесъ. Я не могла показать вамъ этого, многое мѣшало мнѣ это сдѣлать и прежде всего мой характеръ. Папа тоже сдѣлалъ самъ себѣ много зла, а, вѣдь, я его дочь. Но теперь, когда я должна умереть, и когда уже поздно, я еще разъ пишу и говорю вамъ это. Я сама себя спрашиваю, зачѣмъ я это дѣлаю, вѣдь вамъ это будетъ все равно, особенно, разъ меня нѣтъ въ живыхъ; но мнѣ такъ хотѣлось бы передъ смертью быть ближе къ вамъ и не чувствовать себя такой одинокой, какъ до сихъ поръ. Я такъ ясно вижу васъ, когда вы будете читать это письмо, вашу фигуру, руки и жестъ, какимъ вы будете держать передъ собой письмо. И мнѣ кажется, что мы становимся ближе другъ къ другу. Я не могу послать за вами, я не имѣю на это права. Дня два тому назадъ мама хотѣла послать за вами, но я рѣшила лучше написать вамъ. Мнѣ хочется, чтобы вы вспоминали меня такой, какой вы видѣли меня раньше, пока я еще не была больна. Я помню, что вы (здѣсь пропущено нѣсколько словъ) — мои глаза и брови; но и они уже не тѣ, что прежде. Поэтому я тоже не хотѣла, чтобы вы приходили. Я прошу васъ не глядѣть на меня, когда я буду лежать въ гробу. Я буду, вѣроятно, такая же, какъ при жизни, только немного блѣднѣе, и на мнѣ будетъ надѣто желтое платье. Не все-таки вы будете жалѣть, если придете и посмотрите на меня.
Я нѣсколько разъ принимаюсь сегодня за это письмо, но я не сказала вамъ и тысячной доли того, что хотѣла сказать. Для меня такъ ужасно умереть, я не хочу умирать, и я все еще всѣмъ сердцемъ надѣюсь, что мнѣ станетъ хоть немного лучше, что я проживу хоть до весны. Дни тогда свѣтлые, и деревья покрыты зеленью. Если бы я теперь выздоровѣла, я бы никогда не обращалась съ вами такъ дурно, Іоганнесъ. Сколько я плакала, думая объ этомъ, Іоганнесъ! Ахъ, мнѣ хотѣлось бы сойти внизъ, ласкать каждую плиту на тротуарѣ, останавливаться и благодарить каждую ступеньку, по которой я буду сходить, и быть ко всѣмъ, ко всѣмъ доброй. Пусть мнѣ живется очень плохо, только бы-мнѣ жить. Я бы никогда больше ни на что не жаловалась, нѣтъ, я бы улыбалась тѣмъ, кто оскорблялъ бы и билъ меня, я бы благодарила и прославляла Господа, только бы мнѣ остаться жить. Я еще совсѣмъ не жила, я ничего ни для кого ни сдѣлала, и эта непрожитая жизнь должна теперь кончиться… Если бы вы знали, какъ мнѣ не хочется умирать, вы бы, можетъ быть, что-нибудь сдѣлали, сдѣлали бы все, что въ вашихъ силахъ. Конечно, вы не можете ничего сдѣлать, но мнѣ кажется, если бы вы и весь міръ молился бы за меня и не хотѣлъ отпускатъ меня, то Богъ подарилъ бы мнѣ жизнь. Ахъ, какъ бы я была благодарна, я не сдѣлала бы больше никому ничего дурного и я бы съ улыбкой принимала, все, что бы ни послалъ мнѣ, Господь, только бы мнѣ жить.
