«Ну, что молчишь?» — спросил второй бандит, чуть подавшись вперед. Это дало возможность под тусклым светом лампочки разглядеть и его. Худощавый, плешивый, с жидкой бороденкой, он всем своим видом и манерой судорожно двигаться напоминал облезлую крысу. Мгновенно поднялась внутри волна брезгливости к этому противному существу, сидящему напротив. Страха он не вызывал, только ощущение дискомфорта, какое испытываешь, видя змею или другого малосимпатичного гада. Однако именно этот вурдалак, как потом оказалось, был начальником контрразведки боевиков. Ему, видать, и поручили вести допрос «с пристрастием», пытаясь поймать на несоответствии показаний.
«Как твоя настоящая фамилия?»
«У вас же мои документы, там все написано».
«Я тебя, гнида, спрашиваю!»
«А я ВАМ отвечаю!»
«Ты военнослужащий?»
«Я спасатель из МЧС».
«Но в документах указан штаб СКВО!»
«Мы были прикомандированы к штабу СКВО для проведения спасательных операций».
«У вас обнаружена радиостанция, давай вызывай спасательный вертолет!»
«Я не знаю позывных».
«Не ври мне, сволочь. Твой позывной „Петрович“, у ведущего — „600-й“, еще ты связывался с „362-м“. Еще мы знаем, что вы связывались со своим командованием через самолет-ретранслятор. Его позывной — „Шторм“. Ты видишь — мы все знаем, хвостом крутить бесполезно, если не хочешь дырку в башке получить! Вызывай вертолет, иначе расстреляем. Вызовешь — тебя и твоих товарищей отпустим, идите на все четыре стороны. Жены ждут, ребятишки плачут, так, урус? Выйдешь на связь, запросишь „600-го“, он ведь у вас главный?!»
После этих слов в голове у Сани промелькнула быстрая как молния мысль, уцепившись за которую с отчаянием обреченного, он начал вытаскивать ее из уголков подсознания, отгоняя на время страх, боль, унижение, ярость и прочие эмоции. Нужно выжить, для этого ему обязательно надо превратить мелькнувший всполох мысли в четкий план!!! Дело в том, что 600-й — это позывной Майданова, погибшего накануне. Значит, духи не знают, кто конкретно погиб тогда в ущелье. Есть!!! Попробуем! Усмиряя возникший озноб, Саня произнес глухим голосом, стараясь выглядеть сломленным, потухшим:
«У меня пароль только на вчера был и на сегодня. Если я буду работать своим голосом, весь квадрат разбомбят для расчистки, прежде чем выслать спасательную группу. Вызывайте сами под моим позывным, скажите: Петрович ранен, просит „600-го“».
Во время радиообмена должны последовать контрольные вопросы, на которые бандиты не смогут ответить, и тогда — фиг у них что получится!
Подумал: «Сообразят в штабе или нет? Должны сообразить! Должны!!!»
Обрадованные таким быстрым достижением результата допроса, бандиты уехали. Жукова бросили в сарай к остальным пленникам.
Пока не доставали с допросами, Саня перевязал Могутного, используя куски материи из своего обмундирования. Потом спецназовец перевязал таким же образом и руку Жукова.
Быстро наступила темнота. Послышался шум моторов. Дверь сарая распахнулась. Ворвавшийся внутрь бандит схватил Саню за волосы и, сопровождая свои действия матюгами, пинками погнал его к выходу. Не успев испугаться и даже хоть что-нибудь сообразить, Жуков предстал перед Трактористом.
«Ну что, сволочь, отвечай, почему это вертолеты пришли, покружились, а снижаться не стали?» — прорычал вне себя от злобы Темирбулатов. Руки его ходили ходуном, лицо исказила гримаса лютой ненависти.
Саня все свои нервы собрал в кулак, пытаясь выдержать эту первую, самую страшную волну гнева противника. Не давая тому дальше распалять себя, стараясь быть спокойным, произнес:
«Ну, правильно. Пока вы доехали до места, пока вызов прошел, пока те собрались — уже стемнело. А вертушки в горах ночью снизиться не могут, не положено по инструкции, вот они и ушли. А на завтра у меня уже ни пароля, ни позывных нет. Их меняют вечером».
«Врешь, собака!!!» Темирбулатов подскочил к Жукову, схватил его за плечи и своими глазами вперился в его лицо, прожигая взглядом насквозь, будто сваркой. Саня застонал от боли, пронзившей тело. Из-под ладони Тракториста, клещами охватившей предплечье Жукова, засочилась кровь. Главарь с удивлением посмотрел на свои пальцы, измазанные кровью, потом с брезгливым выражением лица вытер их о куртку и, уже с другой интонацией, спросил: «Ты что, ранен?»
Саня, продолжая морщиться, ответил, уловив эту перемену настроения бандюги: «Да. У меня пуля там. Дай нож, достану». Как под гипнозом, чечен медленно достал из ножен на поясе кинжал, которым совсем недавно чуть не отрезал голову своему врагу, и передал его Саньке. Тот, не мешкая, полоснул себя клинком поверх повязок по бицепсу, нимало не заботясь о дезинфекции. Вгоняя внутрь себя рвавшийся наружу крик, грязными пальцами, покопавшись в ране, вытащил на свет божий автоматную пулю, чуть не рухнув на землю от накатившей слабости. В туманной пелене увидел перед собой лицо Тракториста, глядевшего на него уже другими глазами. Тот что-то сказал своим нукерам, но их реакции Саня уже не увидел.
Очнулся он в сарае, в абсолютной темноте. Ныла рука. Пощупав ее, Саня с удивлением обнаружил, что рана перевязана, причем настоящими бинтами. Рядом зашевелились два тела. «Кто тут?» — заполошно вскрикнул Жуков, еще не совсем придя в себя.
«Кто, кто, конь в пальто», — пробурчал спецназер.
Толя Могутнов, подползая, участливо спросил: «Как ты, командир?» «Да вроде ничего, пока живой», — почему-то шепотом в темноте ответил Саня. Могутнов, тоже перейдя на шепот, произнес: «Поешь, Саня, тут нам какую-то лепешку кинули и воды дали». Есть не хотелось, пить — это можно. Но, подумав, Жуков пришел к выводу, что силы еще понадобятся и, преодолев рвотные позывы (видимо, от ранения), пожевал черствого хлеба, запивая водой из небольшого кувшинчика. Немного полегчало.
«Как твоя рука?» — немного оклемавшись, спросил он Толика.
«Да болит, сволочь, особенно если задеть. Тут эти… привозили местного доктора, наверное, просто фельдшер. Он рану посмотрел, говорит, гангрена может начаться. Предлагал ампутировать руку. Только, говорит, анестезии нет никакой, кроме спирта. А из хирургических инструментов — только топор да пила. Я отказался. Как ты думаешь, правильно я сделал?»
«Что?»
«Что отказался?»
«Посмотрим, оттяпать-то еще успеем».
«И я так думаю. Да, еще он мне мази какой-то дал, говорит, все, что осталось в аптеке, остальное боевики разграбили. Ты долго в отключке был, наверное, часов шесть. С нас тут всю одежду военную поснимали, говорят, чтобы местных не возбуждать. Дали какие-то обноски гражданские. Тебе тоже принесли, в углу лежит. Че делать-то будем дальше, Сань? Может, попытаемся смыться как-нибудь? Я чувствую, долго с такой рукой не протяну, если загнивать начнет, то и самому каюк настанет…»
«А ты что думаешь, „Василек“?» — обратился Жуков к спецназеру.
