— Я не думаю, что он будет мне полезен, — быстро сказал он. — Один сможет пробраться туда, куда двоим хода нет. К тому же Лео не говорит по-английски.
Фон Грёнинг заговорил о другом. Эта беседа была весьма тревожным знаком. Прощупывают ли его немцы или просто хотят защитить? Однако все переживания оказались напрасными: это был всего лишь еще один экзамен на решительность. 24 сентября фон Грёнинг отправил в парижскую штаб-квартиру послание: «Фриц, вне всяких сомнений, абсолютно готов, психологически и физически».
Как любая разветвленная бюрократическая организация, абвер сочетал в себе мелочную скрупулезность и неэффективность. Сначала ему подобрали не тот тип парашюта, затем люфтваффе долго не могли определиться с типом самолета: бомбардировщик был слишком шумным для ночной выброски, поэтому решено было использовать транспортный самолет из России или с Ближнего Востока. Постоянные задержки держали всех в нервном напряжении. В конце концов остановились на самолете-разведчике «фокке-вульф», — и тут кто-то заметил, что уже несколько агентов получили травмы во время парашютных прыжков и поэтому, возможно, Фрица следует доставить к побережью Британии на катере, чтобы он мог затем подойти к берегу на резиновой шлюпке. Но какой катер следует выбрать?..
После долгих споров сошлись на том, что Фрица все же отправят самолетом. Однако дело вновь застопорилось при обсуждении зоны выброски. Если попытаться доставить Фрица в Тетфорд, самолет могут сбить ночные истребители, барражировавшие в небе над Лондоном. В качестве альтернативы были предложены Кембрийские горы — эта идея явно принадлежала кому-то, кто никогда не был в тех местах. Из Парижа в Нант тут же пришла инструкция: «Покажите Фрицу фотографии Кембрийских гор». Лишь взглянув на снимки, Чапмен решительно воспротивился. Выбрасываться над равнинами Норфолка было достаточно опасно, однако очутиться в замерзших горах Уэльса среди зимы было еще менее приятной перспективой. Однако потом, с большой неохотой, он пошел на попятный, заявив: если в абвере действительно полагают, что десантироваться в этих горах «безопаснее, чем где бы то ни было еще», — что ж, пусть будет так. Валлийские горы стали «новой оперативной задачей», и Париж приказал, чтобы Фрица «во всех подробностях ознакомили с условиями пребывания в Кембрийских горах, а также способами добраться оттуда до Лондона». Однако спустя несколько дней шеф парижского отделения абвера, воспользовавшись неотъемлемым правом любого босса противоречить самому себе, вернулся к прежней идее, и в качестве места высадки вновь стал фигурировать Мандфорд.
Наконец в ноябре, когда, казалось, были продуманы все мельчайшие детали, миссия была отложена. Война вступила в новую фазу, Гитлер решил оккупировать оставшуюся часть территории Франции, и Чапмен неожиданно стал военнослужащим германской армии.
В течение нескольких месяцев нацисты наблюдали за вишистским режимом с растущим беспокойством. После падения Франции в 1940 году коллаборационистскому французскому правительству во главе с Анри-Филиппом Петеном было предоставлено право управления не попавшей под оккупацию территорией на юге Франции — марионеточным государством, полностью контролировавшимся нацистами. Однако после того, как вишист адмирал Франсуа Дарлан подписал с союзниками в Алжире соглашение о прекращении огня, Гитлер решил денонсировать соглашение от 1940 года, заняв территорию, находившуюся под контролем вишистского правительства. Операция получила название «Антон». Каждый человек был задействован в оккупационной операции, — не исключая и Эдди Чапмена.
Сотрудники нантского подразделения абвера, а ныне — подразделения номер 3292 306-й абверкоманды, были формально частью дивизии СС и получили указание двигаться на юг. Агенты надели военную форму; фон Грёнинг щеголял при всех своих кавалерийских регалиях, в двубортном кожаном полупальто и пилотке, Преториус — в полном обмундировании офицера СС, остальным досталось самое разнообразное армейское снаряжение. Они походили на массовку из комической оперы Гилберта и Салливана. Чапмену пришлось обрядиться в зеленую полевую форму капрала германской морской пехоты, с отделанным золотом воротником и желтой нарукавной повязкой со свастикой. Он был чрезвычайно расстроен тем, что на форме не было эполетов, — что ж, зато ему позволили носить его пистолет.
12 ноября 1942 года Томас и остальные погрузились в «мерседес», фон Грёнинг с Чапменом сели во вторую машину, загрузившись запасными канистрами с топливом, продовольствием и автоматическим оружием. По дороге на юг они обгоняли подразделения эсэсовцев, марширующие в том же направлении, и колонну грузовиков с солдатами, растянувшуюся на 5 миль. Французы и француженки наблюдали за войсками с обочин. Чапмен заметил, что многие из них казались «шокированными, напуганными и возмущенными», однако большинство «взирали с равнодушием». «Никто не устраивал никаких демонстраций, — вспоминал он. — Они просто молчали, угрюмо глядя на нас, проезжающих мимо». На перекрестках и контрольно-пропускных пунктах французские жандармы, пропуская их машины, угодливо салютовали, приветствуя оккупацию, которую они не могли предотвратить. Несколько раз абверкоманда останавливалась отдохнуть, и к тому времени, как они добрались до Лиможа, маленькое военное приключение фон Грёнинга было, как всегда, обильно приправлено спиртным.
В Лиможе отряд получил ордера на постой и расквартировался в небольшом отеле, после чего связался с другим подразделением, также находившимся под командованием майора Рейля — гестаповского офицера, объявившего, что им предстоит прочесывать дома подозреваемых в сотрудничестве с врагом. Вооруженные пистолетами и автоматами, Чапмен и его коллеги во главе с фон Грёнингом отправились в многоквартирный дом, где располагалась квартира некоего капитана Ле Саффра. Однако подозреваемый скрылся, оставив разбросанные по всему дому бумаги. Пока его коллеги обыскивали квартиру, Чапмен схватил стопку бумаг и сунул в карман.
Ворвавшись в следующий дом, абверовцы обнаружили лишь двух донельзя напуганных пожилых женщин, скорчившихся под кроватью. Фон Грёнинг был в смятении; он растерялся еще больше, когда женщины, запинаясь, сообщили, что человек, которого они искали, умер два года назад. Немецкому аристократу была не по душе гестаповская работа. К концу вечера его команда обошла дюжину домов: большинство из них были пусты, либо в них жили не те люди, которых они искали. Им удалось задержать лишь пятерых подозреваемых французов, включая семнадцатилетнего мальчика. Напуганных французов, наперебой кричавших о своей невиновности, заперли в одном из номеров отеля, предварительно отобрав брюки. Позже фон Грёнинг их отпустил. «Почему я должен посылать их в концентрационный лагерь? — рассуждал он. — Может быть, они виновны, а может, и нет». Вернувшись в отель, Чапмен внимательно изучил листы, подобранные в квартире подозреваемого. Это оказались страницы из дневника. «Встреча с таким-то, в такое-то время…» Чапмен тщательно уничтожил бумаги.
Вклад подразделения 3292 в наведение оккупационного порядка оказался крайне незначителен: они задержали кое-каких «мелких сошек», тут же ими и отпущенных, стащили из домов немного выпивки и напугали двух пожилых женщин. Тем не менее они решили, что заслужили роскошный праздничный ужин. В этот день Чапмен праздновал свой двадцать восьмой день рождения. На обратном пути в Нант он размышлял, было ли его участие в оккупационных мероприятиях еще одной частью тренировок: «Я думаю, они просто хотели посмотреть, как я на все это отреагирую». Реакция оказалась необычной: он получил огромное удовольствие. Вероятно, причиной тому были его моральная неустойчивость и продолжительная жизнь в окружении нацистов, — однако позднее он вспоминал этот эпизод — ночные облавы, выламываемые двери домов, испуганные люди, вытащенные из постелей, первая в его жизни свастика на рукаве, — как «милое маленькое приключение».
