Шестнадцатый этап
Мертвый сезон ушел, как начался.
Ничто не предвещало добра. И уж конечно, менее всего — переход Саенца из «КвиК» в «Козимо». Так полагал Азафран, а вот уж кого нельзя обвинить в беспочвенных тревогах. И все же несколько месяцев спустя эти ранние дни «Спринг Классикс» обманчиво показались лучшими в его жизни.
Акил подписал новый контракт в прошлом году, еще до распятия Бариса. С собой велогонщик забрал Патруля и профессионала-первогодка Жакоби. В декабре Флейшман устроил Саенцу подлинную жизнь затворника, отослав Перлиту с ее округляющимся животиком домой и сказав, чтобы думала больше о своем теперешнем положении. Акил по-братски просил Патруля присмотреть за ней, что тот с охотой и делал, а прежде всего упрятал подальше ключи от «диабло» на случай, если вдруг у будущей матери проснутся неподобающие желания.
Перед отъездом в Сьенну Азафран подтрунивал над товарищем по поводу их отношений с Флейшманом. Саенц принимал юмор в штыки. Чего-то Патруль не мог уразуметь, что-то ускользало от его взора. Само собой, без лишних разговоров подразумевалось: Акила ждут серьезные тренировки по секретной программе и еще какие-то загадочные манипуляции над его телом, не имеющие отношения к обычной наркоте, более продвинутые, грязные, постыдные. Шутить над этим у Азафрана не повернулся бы язык. Однако схохмить насчет флирта — что здесь такого? Прежде Саенца не уязвляли подобные намеки. Может, все дело в темных сплетнях вокруг того, кто же является счастливым папашей еще не рожденного младенца Перлиты?
Товарищи встретились вновь уже в феврале, в южном тренировочном лагере. Неизвестно, какую хреновину выдумал Флейшман, однако Саенцу она явно пошла на пользу. Не то слово: он просто преобразился, стал похож на титана из фантастического комикса. Гонщик разве что не летал над горами. Любое дело давалось ему легко. На коже цвета корицы играли золотые блики. Казалось, даже тень спортсмена дышала живой силой.
Да и сам Акил рьяно взялся подминать мир под себя. На первом же этапе Париж — Ницца он занял ведущую строчку, опередив прочих на три минуты на стокилометровом заезде с раздельным стартом. Роль дирижера в этой драме, как водится, выпала Флейшману. Однако Саенц, против ожиданий, не проявлял признаков развивающегося скудоумия. Никаких вольностей перед стартом вроде братания с незнакомцами, бессвязного бреда или показных молитв. Хозяин, император, Зевс-громовержец — вот кого скорее напоминал этот новый любимец фортуны, когда, возвышаясь на целую голову над простыми смертными, стоял у черты, переговаривался с верным другом Азафраном и смотрел на него неторопливым, проницательным взором, который, независимо от выражения крокусово-лиловых глаз, внушал вам чувство собственной ничтожности, заставляя на миг содрогнуться в отчаянии, так что во время гонки пелотон смахивал уже не на группу соревнующихся, а на почетный эскорт Акила и его приближенных, которых теперь тоже сторонились — не из суеверного страха, дескать, кто знает, какой фортель выкинет этот ненормальный, а именно из невольного уважения.
Зато стоило Саенцу почуять растущую силу и поднажать, как остальные тут же, забыв любезности, срывались навстречу ветру. В конце концов, они все еще были сильнейшими велогонщиками в мире. Молодые, горячие спринтеры летели вперед подобно маронам[23], ухитряясь на головокружительной скорости делать обманные выпады то в одну, то в другую сторону, дабы «сбросить хвост»; их внезапные атаки напоминали волны ураганного огня в суровой битве.
Саенц читал гонку, точно расписание: он прекрасно знал, кто из соперников едет всерьез, а кто покрасуется перед камерами, да и выдохнется, кто кому помогает, а кто лишь путается под ногами, когда нужно держаться с товарищами, а когда идти на обгон. Любые уловки соперников, любые неожиданности дороги он щелкал как орешки.
Весь путь от Парижа до Ниццы Акил сохранял трехминутное преимущество, завоеванное на первом этапе, нетронутым и только раз, казалось, позволил застигнуть себя врасплох. Пункт питания расположен в начале длинного участка извилистой трассы, скачущей вверх и вниз по лесистым холмам, а дальше — подъем второй категории сложности, стремительный десятикилометровый спуск и, наконец, финиш. Пункт питания — это место, где спринтеры получают упаковки с выбранной заранее снедью: мед, бананы, бутерброды с сардинами, особые фруктовые плитки и прочую сытную пищу, необходимую, чтобы возместить потраченную спортсменами энергию (а расходуют они примерно тысячу калорий в час). Собственно, некоторые и видят в любом велогонщике прежде всего протеиновую машину, преобразующую углеводы в тепло и силу с некой запредельной скоростью. Материю — в движение. Капли пота и всплески духа. Дерьмо и грезы. Вот они, законы вселенной.
На остановке первым делом следует повесить пакет на шею, открыть его и рассортировать продукты. Недолговечные кексы и бутерброды съедаются на месте, остальное рассовывается по карманам. Не подкрепиться вовремя значит накликать на себя истощение, резкий упадок сил, ведь даже автомобилю требуется заправка. Какое-то время гонщик еще протащится по трассе, но это все равно как если бы «диабло» с его четырьмя сотнями лошадок внезапно заскакал по ухабам на первой скорости, и вдобавок на одном цилиндре.
В общем, без подзаправки не обойтись. Хотя при точном расчете можно поступить иначе: пропустить бутерброд, отложить фруктовые плитки на потом, сбросить цепь на одну-две звездочки — и заработать ногами, ощущая собственное движение как электрический импульс, однако не напрягая легкие.
Вы слышали про Тисса? Длинный такой, словно жердь, из-за крупного бугра под грудной клеткой смахивает на беременного солитера. А то и на жертву концлагеря. Бледная, рябая кожа, жидкие волосы… Откуда только силища берется? Ходят слухи, будто бы он вовсе не чувствует боли. В тот день, о котором я вам рассказываю, Тисс вместе с товарищами по команде улизнул с пункта питания, покуда остальные раскладывали по карманам съестные припасы. Примерно десять секунд спустя Патруль обнаружил исчезновение хитрецов и забил тревогу. Саенц отреагировал на удивление безмятежно:
— Спокойно, ребята. Собрались перекусить — вот и поедим. Лично у меня тут хлеб с вишневым вареньем. Не представляете, как жаль его выбрасывать. Давайте ценить наши желудки…
Ну и все в таком роде.
Напоминаю, пелотон как раз достиг извилистого, лесистого участка дороги, где просто невозможно жевать, болтать, переваривать пищу, обсуждать с товарищами разную чепуху (например, топологию жилетов на трех пуговицах) — и при этом сохранять приличную скорость. К тому времени, когда Тисс завидел вдали девятисотметровый подъем, плут на колесах опережал основную группу, считая Саенца, на добрых четыре минуты, а в целом лидировал в гонке на семнадцать секунд.
Наконец, вволю наговорившись и утолив голод, Акил играючи сотворил с Тиссом то же, что сам претерпел от Бариса в прошлом году, на Ронколи-де-лос-Мачос-Кабриос. По склону Саенц буквально взлетел как на крыльях. Словно все, что проделывал он прежде на трассе, было незатейливой разминкой.
