— Вы просто не знаете силу откровения, дарованного Им человеку! — саркастически заметил Нергаль. — Впрочем, продолжайте.
— Уверен, что это так, — вынужденно согласился тайный советник, возвращаясь тем не менее к прерванной мысли. — В качестве одного из экспонатов музея я хотел бы создать действующую модель человеческой судьбы. Это будет нечто наподобие детских кубиков: можно собрать панораму жизни ответственного чиновника со всеми его страхами, терзаньями и ранней смертью от инфаркта, а можно смоделировать судьбу талантливого юноши, затертого ушлыми профессорами, спившегося с круга и закончившего жизнь под забором…
Серпина посмотрел на начальника Службы тайных операций — тот откровенно скучал.
— Но музей это так, эпизод, — заторопился он, стремясь немедленно исправить впечатление. — Возможно, с моей стороны это была большая смелость, но буквально на днях я начал новый эксперимент с группой ученых, работающих в основополагающих областях науки. Дело в том, что, распалив свою гордыню, они вплотную подошли к пониманию законов так называемой природы. Такое случалось и раньше, и каждый раз, когда делалось очередное открытие, нам приходилось отодвигать границу знания еще на шаг. Сначала они исследовали атом, потом его ядро и вот теперь добрались до элементарных частиц. Выдумывать для них все новые и новые законы и в очередной раз дробить всю массу материи становится все более хлопотно и накладно, не говоря уж о том, что это отвлекает наши кадры от их прямых обязанностей…
— Так, так! — заинтересовался Нергаль. — Это действительно актуально. И что же вы придумали?
— Я решил сыграть на их больном самолюбии и направить наиболее прытких по ложному пути. Покопавшись в памяти, я нашел одну формулу, которой еще в Академии знания мы пользовались для грубых расчетов хода истории. Зависимость весьма приблизительная и неточная, но, что привлекательно, связывает в одну цепочку события прошлого, настоящего и будущего. Создается даже впечатление, что будущее это можно предсказывать. Нечто подобное в свое время было подкинуто астрологам для развлечения почтенной публики, но на этот раз все обставлено куда более серьезно. Для верности моя агентура обработала одновременно около десятка ученых в разных странах мира, так что теперь вся их неуемная энергия уйдет в песок и они оставят нас в покое лет на сто-сто пятьдесят. Кроме того, у них, как всегда, начнется тяжба о научном приоритете, и это откроет новое поле для нашего вторжения. Зависть, неоправданные надежды, интриги — могу гарантировать, что восемь из десяти забудут думать о самом открытии и займутся лишь борьбой за свое отцовство. Конечно, лет через пять для разжигания интереса им придется подкинуть какой-нибудь экспериментальный материальчик, но этим может уже заняться кто-то из моих помощников. У молодежи пока еще не остыл интерес к науке, и они в ней такого наворотят, что все академики Земли схватятся за свои лысые головы!
— Что ж, очень достойное начинание, — похвалил Нергаль. — Я и сам любитель поиграть с высокими умами. Помнится, с большим интересом следил за изысканиями Эйнштейна, это доставляло мне удовольствие, сравнимое разве что с игрой виртуоза в концерте. Вы только задумайтесь, Серпина, — он один, без подсказки, дошел до понимания единства пространства и времени. Нет, право же, вы несправедливы к человеческому гению! А какую миленькую вещичку он написал об относительности понимания людьми окружающего их мира! Он стоял на пороге открытия параллельных миров и в конце жизни подумывал, что не только гравитация, но и человеческая воля может влиять на пространство и время. — Черный кардинал поднялся из кресла, в задумчивости прошелся по залу. Его огромная тень следовала за ним по дальней стене. Серпина тут же оказался на ногах, почтительно замер в позе великого смирения. — Ну а ваша инициатива, назовем ее так, действительно неплоха! — продолжал Нергаль, глядя себе под ноги. — Я всегда высоко ценил ситуации, в которых присутствует элемент игры. Человеческую гордыню надо смирять, Он об этом прямо говорил, и если ваша затея удастся, я готов направить в Его комиссию по надзору за Темными силами специальный доклад. Пусть знают, что не они одни радеют о проведении Его заповедей в жизнь.
Нергаль мелко засмеялся, задребезжал. Подойдя к камину, он протянул к огню тонкие, унизанные перстнями руки. Тайный советник, видя приятное возбуждение начальства, решил закрепить свой успех.
— Все мои инициативы есть лишь развитие вашей концепции человеческого счастья. — Он преданно и льстиво посмотрел на склонившуюся над каминной решеткой фигуру Нергаля. — Это самая лучшая операция, когда-либо проведенная нашим Департаментом. На Земле нет такого человека, кто, вместо того чтобы стремиться к собственному просветлению и восхождению к Нему, не жаждал бы личного счастья! Прямую и ясную цель вам удалось подменить на нечто иллюзорное, что никто из живущих не может даже толком определить. Абсурд, мираж…
Но Нергаль не слушал его льстивые речи. Серпина видел, что мыслями он пребывает где-то далеко от затерявшегося в горах Испании замка. Боясь помешать, тайный советник умолк, постарался сделаться незаметным. Потрескивая, догорал камин. Ветер за окнами стих, и, как это часто случается весной в горах, небо прояснилось, на нем выступили яркие, крупные звезды. Огромный желтый диск луны выкатился на черный, растянутый над заснеженными горами бархат.
Выпрямившись и потирая на ходу руки, Черный кардинал пересек зал, поднялся по ступеням в одну из вырубленных в толще стены ниш, выходящих наружу узкими отверстиями бойниц. Свет факелов сделался мертвенно-белым, и они разом погасли, впустив под своды зала призрачную полутьму лунной ночи. Мягко ступая по каменным плитам, Серпина приблизился, замер у подножия короткой полукруглой лестницы.
— Серпина, — сказал Нергаль, глядя через бойницу на сверкающие снегом склоны гор, и от звучавшего в его голосе космического холода тайный советник содрогнулся. — Случилось то, чего никто не мог ожидать. Эйнштейн был близок к истине и стал бы еще ближе, если бы рассматривал не мертвую материю, а мир людей. В своей суетной гонке за иллюзорными благами они приблизились к скорости света — согласно теории великого физика, груз их грехов вырос безмерно, и это не могло не сказаться на времени. Помните, как в Откровении Иоанна Богослова: сошел с неба Ангел сильный с раскрытой книгой и клялся Живущим во веки веков, «что времени уже не будет». Время останавливается, когда наступает светопреставление, Его последний Страшный суд…
Черный кардинал повернулся, своими пустыми немигающими глазами посмотрел в глаза советнику, и от этого мертвого взгляда что-то внутри у того оборвалось.
— Так вот, Серпина, — голос Нергаля был ровен и холоден как лед, — время остановилось.
Двадцать секунд в прямом эфире, естественно, перебрали, и прогноз погоды пустили так, что на экране только мелькали названия городов и весей. За сутки розы на столе в аппаратной не только не увяли, но распустились еще больше, распространяя в воздухе тонкий и нежный аромат. Собрав бумаги, Анна вместе со всей бригадой спустилась в редакторскую, но идти домой, несмотря на поздний час, не спешила. Нашлись какие-то срочные дела, которые без ущерба можно было не делать еще месяц или год, и она села к своему рабочему столу и принялась разбирать бумаги. Анна прекрасно понимала, что тянет время, но ничего с собой поделать не могла. Когда закрылась дверь за последним из коллег, она пододвинула телефонный аппарат и набрала номер Марии Николаевны.
