— Всем нам приходится чем-то жертвовать. Война есть война.
— А, перестань! — Рингил размахивал попавшейся под руку табличкой от какой-то резной фигурки. — Что за дерьмо? «Никто из ныне живущих в глаза не видел двенду». Бред! Хойрана тоже никто из ныне живущих в глаза не видел, но что-то я не замечал, чтобы из-за этого закрывались храмы. Лицемеры, чтоб им пусто было!
— Люди напуганы, Рингил. — Под левым глазом у старика набухал свежий «фонарь». — Их можно понять.
— Люди — бараны, — ярился Рингил. — Тупые, послушные бараны.
Против такого утверждения слов у Шалака обычно не находилось.
За прошедший десяток лет он почти не изменился. В коротко подстриженной бородке добавилось седины, да убавилось волос над морщинистым лбом, а в прочих отношениях все осталось прежним, так что когда Рингил открыл маленькую дверь и переступил порог, человек, склонившийся над толстенным фолиантом в кожаном переплете, снова напомнил ему утомленного трудами писца.
— Да, благородный господин? Чем могу служить?
— Для начала можешь забыть о благородном господине. — Рингил снял шляпу. — А потом, глядишь, и меня узнаешь.
Шалак заморгал. Снял очки и уставился на гостя. Рингил отвесил поклон.
— Алиш? Нет, подожди… Рингил? Рингил Эскиат? Неужто и вправду ты? — Шалак вскочил со стула и взял Рингила за руку. — Клянусь зубом Хойрана! Что ты здесь делаешь?
— Пришел тебя навестить.
Шалак отступил.
— Ради всего святого! Если Риша увидит, она тебе глаза выцарапает. — Тем не менее по всему было видно — старик рад. — Нет, правда, зачем вернулся?
— Долго рассказывать, да и неинтересно. — Рингил взгромоздился на край стола, заставленного чудными каменными лампами, неведомого назначения железными штуковинами и заваленного полудрагоценными камнями. — Хотел бы посоветоваться.
— Посоветоваться? Со мной?
— Не верится? — Рингил взял в руки плетеную металлическую проволоку с каким-то непонятным знаком на ней. — Где раздобыл?
— Есть одно местечко… Так о чем ты хочешь спросить?
Рингил огляделся.
— Попробуй угадать.
— Тебе нужен олдраинский совет? — Шалак поморщился и тут же ухмыльнулся. — Что с тобой, Гил? Уж не разбогател ли? Я бы решил, что парню вроде тебя больше по вкусу кириатские штучки.
— Одна кириатская штучка у меня есть, а других не требуется. — Рингил постучал двумя пальцами по рукояти меча за плечом. — В любом случае, покупать я ничего не собираюсь. Мне нужно лишь твое мнение по парочке вопросов.
— Давай.
— Если нужно убить двенду, каким оружием лучше воспользоваться?
Шалак изумленно уставился на него.
— Что?
— Перестань, ты все правильно услышал.
— Хочешь знать, как убить двенду?
— Да. — Рингил поерзал, снял нитку с новенькой туники — и о чем только думала Ишил? — Да, именно так.
— Ну… не знаю. Перво-наперво надо найти того, кого собираешься убивать. Никто из ныне живущих…
— …в глаза не видел Исчезающего. Знаю. Но давай предположим, что я его нашел. И допустим, что он мне мешает. Как мне справиться с ним? — Рингил снова дотронулся пальцем до рукояти Рейвенсфренда. — Это подойдет?
Шалак поджал губы.
— Сомнительно. Тут потребуются особенная ловкость и быстрота.
— Во мне сии качества признавали.
Он не стал добавлять, что признания эти относились к временам давно минувшим. Да, историй, боевых легенд хватало, но кто — помимо него самого в таверне Джеша — их рассказывал?
Шалак повернулся, окидывая взглядом тесное помещение. Потер лоб, тронул пальцем болтающуюся на ниточке деревянную музыкальную подвеску. Состроил гримасу.
— Дело в том, Гил… мы мало что знаем о двендах. Я к тому, что вся эта чепуха, которую ты здесь видишь, по большей части хлам…
— Неужели?
Торговец бросил на него кислый взгляд.
— Ладно-ладно. Да, я зарабатываю на жизнь намеками да полуправдами, тем, во что людям так отчаянно хочется верить. Можешь не напоминать мне. Но есть во всем этом кое-что, что даже кириаты не в состоянии объяснить. Знаешь, когда-то они сражались с двендами за обладание этим миром. Но если повнимательнее почитать их анналы, выясняется, что они и сами толком не понимали, с кем воюют. Есть упоминания о призраках, оборотнях, одержимости, о том, как по приказу олдраинов оживали камни, леса и реки…
— Ну хватит, Шал. — Рингил покачал головой. — Ты ведь не настолько наивен. Мне нужно обоснованное мнение, а не ерунда вроде той, что готов наплести любой дурак на рынке.
— В том-то и дело, Гил, что это оно и есть. Обоснованное мнение. Если не брать в расчет устные предания и немногочисленные рунические надписи на кромлехах вдоль западного побережья, у нас нет практически ничего. Единственное описание олдраинов дает хроника Индирата Мнала. Иных заслуживающих доверия источников не существует. На ней, кстати, основано и все то, что писали по данной теме кириаты. Помимо прочего, в хронике Индирата Мнала говорится, что двенды умели оживлять камни, леса и реки.
— Ну да. А я вот знавал махакских пастухов, которые считали кириатов почерневшими от огня демонами. — Рингил помахал ладонью у рта. — Мол, они исторгнуты из Глубин Ада, дабы скитаться по земле под Вечным Проклятием. И все такое прочее. Некоторые слишком глупы, чтобы искать истинные причины, вот и мелют, что в голову взбредет. Ты бы послушал лодочника, что привез меня из Глейдса. Узнал бы про огонь в небе, про огоньки на болотах, про черного пса, что выл всю ночь напролет. И никто даже не поинтересовался, откуда известно, что пес был черный, если все только слышали его вой.
Шалак взглянул на него снизу вверх. Нахмурился.
— В чем дело, Гил? Ты чего такой сердитый?
Он осекся. Посмотрел на чисто подметенный пол. И поднял бровь, удивившись тому, как напряженно прозвучал его только что стихший голос.
— Что-то не так, Гил?
Рингил покачал головой. Вздохнул.
— Не важно. Ничего. Просто загулял прошлым вечером, ты же меня знаешь. Извини. Так что ты говорил?
— Это ты говорил. Что люди слишком глупы, что они не желают искать объяснения в реальности и предпочитают уходить в суеверия. В общем, это так, но кое-что ты упускаешь. Так можно говорить о людях, причем людях невежественных. К писцам, составлявшим хронику Индирата Мнала, ни то, ни другое не относится. Они представляли собой сливки кириатской культуры, имели прекрасное образование и путешествовали в такие места, о которых большинство из нас даже не слыхали. И двенды произвели на них сильнейшее впечатление. Напугали так, как может напугать рожа портовой шлюхи.
Рингил подумал о знакомых кириатах, Грашгале, Наранаше, Флараднаме и всех других, имена которых с годами стерлись из памяти. В войне против чешуйчатого народа они отличались методичной жестокостью и держались с высокомерной невозмутимостью. Аркет объясняла, что это только маска, неотъемлемая черта аристократического этикета, но если и так, то маска эта никогда с них не спадала. Даже тогда, когда Наранаш умирал на берегу в Рахале, улыбаясь и отхаркиваясь кровью, а сидевший рядом на корточках Рингил ничем не мог ему помочь.
