Когда все смирно направились к частоколу, Паррайл толкнул Налдета в середину группы. Ученый надеялся, что мрачное отчаяние на лице мага будет принято за поражение, тяжело придавившее всех остальных. Пираты же, казалось, стремились разогнать уныние.
— Мьюрдарч — великий вождь, — сообщил загорелый мускулистый юноша в рубахе, расшнурованной до пояса. — Вам стоит подумать о его предложении. Для таких, как мы, нет лучшего шанса разбогатеть по эту сторону двери Сэдрина.
— У нас хорошая жизнь, — согласился его товарищ, хлопая по дорогой перевязи с позолоченными и эмалевыми украшениями. В другой руке он держал бутылку вина и весело щурился на яркое солнце, которое насмехалось над страданиями пленников.
Паррайл спросил себя, откуда взялось вино и кто за него умер. Пленники дошли до частокола, и их бесцеремонно втолкнули в грубые ворота. Загремел деревянный засов, и на глаза ученого невольно навернулись слезы. Сердито поморгав, он схватил Налдета за руку. Маг стоял, оцепенелый, и Паррайл встряхнул его, прежде чем подтолкнуть в тень узкой деревянной площадки, идущей вдоль всего частокола. Она давала их символическим стражникам хороший обзор и самого частокола, и бухты с лагерем.
— Мы должны послать сообщение, — прошипел ученый и тут же испугался, не услышал ли кто его настойчивый шепот.
Налдет беззвучно разевал рот, вперив в него непонимающий взгляд.
Паррайл начал злиться. Его страх и тошнота отступали под первыми вспышками гнева.
— Мы единственные, кто может вызвать помощь.
Налдет содрогнулся и трясущейся рукой потер рот.
— Откуда? — выдавил он.
Ученый облизал сухие губы.
— Из Хадрумала?
Однажды великие маги уже защитили ментора Тонина и его учеников. Могучая магия, сотворенная Планиром, Отриком и Калионом, заставила врагов Келларина униженно просить пощады. Все это казалось таким далеким и немудреным по сравнению с их нынешним затруднительным положением.
Лицо Налдета слегка оживилось.
— Мне нужно наколдовать пламя, чтобы с кем-нибудь связаться. — Маг огляделся. — И нужно что-то блестящее, что-то металлическое.
Паррайл тоже посмотрел по сторонам.
— Они не оставили никому даже шпильки для волос.
— И никакого огня. — Налдет задрожал. — Ночь будет холодной.
— Любое пламя выдаст тебя, как мага. — Ученый пожалел о своих словах, увидев, что удушающий страх вновь угрожает хрупкому спокойствию Налдета. — Думай, парень! Что нам делать?
Маг исторг глубокий нервный вздох.
— А ты не можешь использовать Высшее Искусство?
Паррайл обнял ноющий живот.
— Я могу попробовать, но что, если нас кто-то услышит? — Он оглянулся на других пленников, но все были погружены в собственное страдание. Одни цеплялись друг за друга, другие сидели, потерянные и одинокие.
— Думаешь, они нас сдадут? — глухо спросил Налдет.
— Мастер Джид не сдал, — дрогнувшим голосом молвил ученый.
— Он еще не мертв… и мы с тобой тоже. — Маг сжал плечо Паррайла в неуклюжей попытке утешения. — Я кое-что придумал. Я могу соткать воздух, чтобы скрыть твои заклинания, верно?
Ученый выдавил тусклую улыбку.
— Давай посмотрим, с кем я сумею связаться.
Он пошел к грубо вытесанной стойке, поддерживающей сторожевую площадку, и, прячась за ней, сел лицом к глухой стене частокола. Налдет плюхнулся рядом на вытоптанную траву. Он согнул колени, положил на них локти и, повесив голову, сделал вид, будто дремлет. Только Паррайл мог видеть, как напряжено тело мага, которому требовалась полная концентрация, чтобы ни одна искра магического света не выдала чар.
— Когда…
Тишина, поглотившая его несмелый вопрос, подсказала ученому, что он может начать свое заклинание. Паррайл заставил себя дышать медленно и ровно, сосредоточиваясь на воспоминании о Ванамском университете и изгоняя трагическую реальность. Он представил аудиторию, где ученые делятся своими теориями, проводя лекции и демонстрации, пыльную библиотеку, где труды давно умерших соперников стоят плечом к плечу в плотных рядах книг. Со страстным желанием, от которого заныло сердце, Паррайл сфокусировал свои мысли на тесном доме ментора Тонина. В этих стенах его наставник, увлеченный поисками утраченного знания древних, заражал своим энтузиазмом студентов, добросовестно обучая даже тех, кого он взял только ради толстых кошельков их отцов. Их золото хранило крышу над головами других, более бедных, но старательных, таких как Паррайл.
Ученый произнес заклинание, которое должно было нести его слова к Тонину, но не почувствовал ничего. Образ в его мысленном взоре остался неподвижным и безжизненным, как расписная панель. Паррайл попытался снова, но возбуждение, знакомое ему по прошлым творениям Высшего Искусства, так и не пришло. Где же та вибрирующая связь, дивное чувство прикосновения эфира, который соединяет все живое, где мысль, говорящая с мыслью, свободная от оков расстояний или различий? Ванам был так же недосягаем, как солнце, безмятежно парящее в зените.
Он делает что-то не так? Но Паррайл творил это Высшее Искусство с ментором Тонином еще до того, как помог своему наставнику разбудить спящих Келларина. Он творил его намного эффективнее после того, как барышня Гуиналь объяснила видимые противоречия в их знаниях, распутывая противоположные заклинания, которые сводили на нет их усилия. Безнадежная тоска охватила Паррайла. Он так хотел поделиться своими зимними открытиями с Гуиналь. Особенно теми, вплетенными в любовные песни, которые он мог бы ей спеть.
Возможно, ему стоит попробовать ту, более старую, более простую форму Высшего Искусства? Паррайл закрыл глаза, чтобы лучше слышать безмолвную мелодию, звучащую в его голове. Что за песню пел Тримон, когда заблудился, скитаясь в глубине Леса, и просил Лунную Деву зажечь звезды, чтобы указать ему путь домой? Сработает ли она, спетая неслышно в стихийной тишине, окружающей его со всех сторон? Сможет ли Паррайл удержать мотив? Он никогда не был хорошим певцом, но другого выхода нет. Охваченный решимостью, ученый всем своим существом сосредоточился на древней балладе.
Злобная тьма сплела тени над головою
И расставляет силок тайный со всех сторон,
Чтобы Тримона связать исподтишка, без боя…
Но слышен сигнал Любви: «Поберегись, Тримон!»
Арфу берет Тримон, струны перебирает,
Песней встречая день; негою дышит грудь.
Бродит в деревьях сок, солнце весны играет,
Чтоб у Тримона был весел и светел путь.
Дриат ал ар торал, фриа мен дел ард эндал Кариол ваз ар джерд, ни мел аз мистар фал.
Заклинание скрыто в этом джалквезане, не так ли? Непонятные припевы Лесных песен творят свое давно забытое Высшее Искусство. Паррайл запел в молчаливой решимости, вплетая дорогие ему воспоминания о Гуиналь в каждую нотку отчаяния путешествующего бога и его страсти к далекой Халкарион, богине девичества и тайны. Ритм песни запульсировал в крови ученого, согревая его с головы до ног в ликовании, граничившем с экстазом. Паррайл задохнулся, и восторг исчез.
